Где-то с осени 2007 года
«охранители» все более уверенно и печально говорят о «реванше либерализма».

Причем, этот самый реванш часто
связывают с фигурой нового президента России Дмитрия Медведева. Многие
государственники упорно подозревают его в прозападном либерализме,
противопоставляя Владимиру Путину, чье правление проходило под знаком отхода от
курса 90-х.

Надо сказать, что
государственно-патриотические критики Медведева и правы, и не правы
одновременно. Охранительное чутье их не подводит: новое правление действительно
чревато либеральным реваншем и возвратом к девяностым. Другое дело, разродится
ли само «чрево»… Но это именно чутье, а вот понимания механизмов грядущего
политического переворота нам все-таки не хватает.

Дело, конечно, вовсе не в каком-то
особом либерализме Медведева. Мне он представляется неким мифом, который
родился из бездны «патриотического» отчаяния наших охранителей. Они хотели
дальнейшего крена в сторону авторитаризма и консерватизма: «третьего срока»,
как минимум, а как максимум — вождя и даже царя. Ну, или уж хотя бы очередного
силовика в Кремле. А им предложили юриста — без какой-либо брутальной
«изюминки». В результате, произошел эмоциональный срыв, выразившийся в
жесточайшей критике Медведева как жесткого либерала.

В действительности же ничего особо
либерального в позиции Медведева нет. Да, возможно, что он пожелает смягчить
режим кое в чем. Но это вовсе не факт. Не удивлюсь, если новый президент,
наоборот, станет проводить еще более жесткий курс.

Между прочим, позиция Путина,
занимаемая им в 1999 году, тоже выглядела для многих как весьма либеральная.
Вспомним, как во время своего визита в Китай Ельцин порычал на Америку, после
чего тогда еще премьер Путин поспешил сгладить впечатление. И СПС его
решительно поддержал вовсе не случайно — «правые» увидели в Путине энергичного
либерала, который продолжит ельцинский курс на новом уровне.
Радикально-патриотические оппоненты Путина, собственно, так и считают, объявляя
«путинизм» талантливым (или не очень талантливым) продолжением «ельцинизма».
Между тем, Путин подверг курс 90-х очень сильной ревизии. Например, он сильно
отдалил власть от пресловутой «семибанкирщины», сильно укрепив госкапитализм.

К слову сказать, Медведев уже
продемонстрировал верность этому завоеванию «путинской контрреволюции». На
недавней встрече с членами бюро Российского союза промышленников и
предпринимателей он подвергся своеобразной «атаке» со стороны крупного бизнеса.
От российской власти требовали разных гарантий и льгот. А председатель РСПП
Александр Шохин призвал «четко сформулировать, что прямое участие государства в
хозяйственной деятельности ограничивается теми сферами, которые критически
важны для национальной безопасности».

Однако Медведев заявил, что
государство не должно прописывать никаких четких обязательств перед бизнесом в
концепции долгосрочного развития.

Судя по всему, наверху нет никакой
воли к откату в 90-е. Но это еще не значит, что невозможен сам реванш. Он может
произойти против воли правящей элиты, но благодаря некоторым ее управленческим
маневрам.

Конечно же, речь идет, в первую
очередь, о нынешнем усилении политической роли премьер-министра, — которым
очень скоро станет Путин.

Он уже дал согласие возглавить
«Единую Россию», что резко усиливает его позиции. В принципе, президенту очень
легко сместить премьер-министра, но если он является лидером партии, набирающей
две трети голосов на выборах, то эта задача выглядит чрезвычайно тяжелой.

Теперь, наметившееся еще и ранее
двоевластие, приобретает все более ясные и, прямо скажем, пугающие очертания.

Россию уже трижды потрясали
конфликты между двумя центрами власти — в 1917, 1991 и 1993 годах, пора бы уже
понять всю губительность разделения верховной власти (не путать с разделением
властей). Но, как видно, история и впрямь ничему не учит.

Постараемся, тем не менее,
чуть-чуть ее копнуть — хотя бы из интереса.

Для нас в данном плане очень важны
кризисы 1991 и 1993 годов. В 1917 году все было построено на идеологии, отсюда
и борьба структур, которые как бы создавались под концепты. А вот в 90-е годы
все было иначе. Вначале возникли разногласия аппаратного характера, а потом они
уже обросли разного рода политическими противоречиями.

Очевидно ведь, что между «горбачевской»
и «ельцинской» фракциями советского руководства никаких серьезных,
идейно-политических разногласий не было. Обе они предлагали двигаться в сторону
прозападного капитализма. Но у Ельцина и его окружения были свои властные
амбиции. Захват власти в РСФСР открыл грандиозные возможности для их
удовлетворения. Группа Ельцина получила свой центр власти, сопоставимый по мощи
с союзным центром. Но ей нужно было в чем-то переиграть союзное руководство. И
она сделала это на политическом поле, использовав, в качестве ресурса,
прозападный либерализм. Он был противопоставлен прозападной социал-демократии,
взятой на вооружение Горбачевым. Ельцин оказался более радикален в своем
западничестве, и это обеспечило ему победу.

Сам же либерализм ельцинистам был,
как говорится, до лампочки.

Результат всем нам известен очень
хорошо — в борьбе двух центров власти был разрушен СССР, а сама Российская
Федерация, на протяжении 1991-1999 годов, постоянно балансировала на грани
распада. А виной всему — давнишнее решение Ленина и его «гвардии» о выделении
большей части исторической России (обозванной СССР-ом) в образование по имени
«Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика» (РСФСР).

По сути, два центра созданы были
именно тогда, что и заложило мину замедленного действия под огромную под
империю.

Двоевластие 1993 года тоже возникло
в результате аппаратной борьбы, причем для нее была уже готовая
институциональная основа — Россия была «дуалистической»,
президентско-парламентской республикой. Вряд ли можно выискать какие-то
существенные разногласия между Ельциным и Хасбулатовым с Руцким, еще вчера
бывшими соратниками в деле борьбы против Горбачева.

Но заявить о том, что речь идет о
перераспределении властного ресурса между ВС РФ и Президентом было, само собой,
никак невозможно. Поэтому во время противоборства стали привлекаться
идеологические ресурсы.

Руководство ВС вошло в союз с
«левыми» и «правыми» националистами, использовав их идеологические наработки.
Таким образом, аппаратные «разборки» переросли в политическое столкновение,
которое могло окончиться гражданской войной и распадом России.

Нечто подобное может произойти и в
самое ближайшее время. Конфликт двух аппаратов, если таковой случится, грозит
вылиться в крупномасштабный политический конфликт. И в этих условиях каждая из
сторон будет привлекать тот идеологический ресурс, который ей наиболее удобен.

Один из критериев такого удобства —
соответствие имиджу, успевшему сложится в глазах людей.

Понятно, что имидж Путина —
силовика, устранившего беспредел 90-х годов, продиктует необходимость выбора
державнической, консервативной линии. В этих условиях противоположный центр
власти может привлечь либерализм, соответствующий, в определенной мере, имиджу
несиловика Медведева, от которого ожидают какой-либо смены курса. И это
потребует некоторой апелляции к «ценностям» 90-х, которые, как ни крути, а
привлекательны для очень многих. Есть ведь даже и радикальные националисты,
ностальгирующие по ушедшему «дедушке» [1].

В противоборстве двух центров
больше шансов на победу имеет президентская вертикаль.

В России всегда была очень сильна
тяга к единовластию, чем, в свое время, и воспользовался Ельцин. А премьер
все-таки менее соответствует «архетипу» единовластия. Он воспринимается как
фигура, зависимая от президента, и его попытка играть свою игру может быть
воспринята как выступление против единовластия — со всеми вытекающими. А уж
если имя премьера прочно связано с какой-либо партийной олигархией, то все еще
более очевидно. Партийный премьер против надпартийного Президента — как вы
думаете, кто будет пользоваться наибольшей поддержкой?

Согласно опросу Левада-центра, 47%
респондентов, уверены, что реальная власть должна сосредоточиться в руках
Президента. И лишь 17% хотят, чтобы она принадлежала Путину. В то же самое
время большинство опрошенных полагает, что власть окажется поделенной поровну, либо
останется у Путина.

Как видно, большинство «чует»
наступающее двоевластие. И большинство же им недовольно, заранее определяя свою
позицию — быть на стороне Президента.

Поражение Путина, которое очень
вероятно в случае конфликта, несомненно, приведет к либеральному откату в 90-е.
Насколько сильному — это уже особый вопрос. Так или иначе, победителям придется
«отрабатывать» идеологический ресурс. Выше говорилось о том, что аппаратные
группы могут использовать идеологию, — но ведь она при этом вовсе не остается
пассивным объектом. Идеология тоже влияет на использующих ее — и влияет
достаточно сильно. Ельцин не был либералом, но он частично он им все-таки стал.

Однако и победа премьерской
вертикали также чревата либерализацией.

Поскольку эта вертикаль заведомо
слабее премьерской, то ей потребуется помощь самых разных структур — партийных,
парламентских, региональных. А за эту поддержку придется «платить». И ладно бы
еще парламентской республикой, хотя и в ней нет ничего хорошего (для России, по
крайней мере). Гораздо более интересно — какую плату потребуют региональные
элиты? Уж не занесут ли они в свой прайс-лист конфедерализацию (не обязательно
де-юре)?

Да и, вообще, очевидно, что от
схватки двух центральных вертикалей больше выиграет третья сила.

Самое обидное, что решение Путина
не идти на третий срок было как раз демонстративным попранием практики 90-х.
Путин, в отличие от Ельцина, отказался менять конституцию ради властных
амбиций. Для него, судя по всему, и впрямь очень дорога «диктатура закона»,
желание соблюсти «букву» конституции.

Но тогда логичным было бы вообще
отойти от власти. Теперь же складывается крайне запутанная ситуация, выход из
которой может обойтись очень дорого.

Примечания

[1] Кстати, им есть о чем
ностальгировать. При Ельцине, время от времени, прокатывались донельзя шумные
кампании борьбы с фашизмом, которые привлекали в лагерь радикалов энное
количество недовольных русских людей. А поскольку радикализм ультраправых был,
по большей части, словесный, то вся эта энергия недовольства уходила в пар. И
обе стороны, надо полагать, были этим весьма довольны.

Оригинал этого материала
опубликован на ленте АПН.