О сбережении народа и развитии страны

После известных выступлений американского вице по итогам своего визита в
Украину и Грузию внимание многих экспертов было вновь привлечено к
демографическим проблемам как России, так и всего развитого мира.
Действительно, уже несколько десятков лет демографы наблюдают за резким
падением рождаемости в развитых странах, причем во многих из них данный
показатель упал столь низко, что их население практически перестало
воспроизводиться в своей численности. Данная ситуация, которую стали называть
«демографический переход», оказалась достаточно универсальной. Она наблюдается
как для западных либеральных демократий, так и для авторитарных государств
Юго-Восточной Азии, то есть не зависит от формы политического устройства
соответствующих стран. При этом, однако, бросается в глаза корреляция падения
рождаемости с экономической развитостью, что позволило выдвинуть некоторой
части либерально настроенных исследователей людоедский тезис о детях как плате
за «хорошую жизнь», который и лег в основу набирающей популярность в России
идеологии «child free».

При этом в рамках теории эволюции социальных систем возникает достаточно
жесткий вопрос о том, что в долгосрочном плане такая ветвь социального
развития, как «современное развитое общество», вполне может оказаться
тупиковой. Действительно, ведь если какая-то социальная культура не
способствует воспроизводству своих носителей, то она заменяется другой
культурой просто физически — общих законов социальной эволюции пока еще никто
не отменял.

Механизм спада рождаемости при демографическом переходе

В принципе отмеченный выше демографический переход совпал по времени с
вступлением соответствующих обществ в такую фазу своего развития, которую
иногда называют Поздним Модерном. Особенностью данной фазы является то, что это
социальное состояние характерно очень высокой скоростью появления различного
рода изменений и нововведений, к которым вынуждены адаптироваться люди. Прямым
следствием подобной ситуации является утеря полезности жизненного опыта старших
поколений в плане социального успеха молодежи, что приводит к проблематизации
традиционных рутин межпоколенческих связей. К тому же такая социальная среда
вынуждает людей постоянно что-то обдумывать, что стимулируется наличием для
каждой персональной проблемы нескольких предложений по ее разрешению. Такая
регулярная необходимость делать выбор удовлетворяющего варианта из нескольких
возможных вариантов хорошо тренирует человеческую рациональность определенного
типа.

Посмотрим далее на социальную рамку семейной жизни. Во-первых, следует
признать, что дети требуют от человека больших затрат, как прямых — денежных и
временных, так и косвенных. Примером последних может служить замедление
аккумуляции профессионального опыта вовлеченной в воспитание детей личностью, что
может негативно повлиять на ее карьеру. Во-вторых, одним из достижений
Современности является обеспечение человека стабильным социальным страхованием,
включая пенсии по старости. Такая социальная рамка делает жизненную стратегию
«child-free» рационально выигрышной. Ведь «child-free» выигрывает у
воспитывающего детей человека дважды. «Child-free» имеет преимущества и в
течение всей своей активной жизни, когда он/а может больше потреблять и более
интенсивно двигать вперед свою карьеру. Он/а также не наказан/а и в старости,
когда подросшие дети второго обеспечивают «child-free» необходимыми жизненными
ресурсами, причем часто даже в большей доле, чем своих родителей. Если же
сравнить далее все имеющиеся в современном обществе аргументы в поддержку
рождения и воспитания детей с аналогичными аргументами в пользу «child-free»,
то можно увидеть, что первые в основном эксплуатируют традиционные ценности
людей и главным образом их чувство долга, а вторые — вполне рационально
выводятся из условий жизни современного человека. Так мы приходим к пониманию,
что в плане деторождения Современность эксплуатирует один из последних
оставшихся в ее распоряжении ресурсов Традиции. Естественным образом
следует ожидать, что по мере охвата рационализацией семейных отношений при
сохранении указанной выше социальной рамки, доля поведенческих рутин в
обществе, ориентированных на «child-free», будет только возрастать с
увеличением соответствующего вклада в спад рождаемости. Так проясняется
основной механизм упомянутого выше демографического перехода.

В российских условиях все вышесказанное усугубляется еще и тем, что в
соответствии со сложившимися традициями человеческая активность в плане
рождения и воспитания детей абсолютно не ценится в обществе, в глубинных слоях
психики его членов. Существует постоянный репрессивный фон доксического
давления на беременных женщин и женщин с малыми детьми. В качестве примера
приведу текст объявления, которое я видел на дверях одного из отделений
Сбербанка в спальном районе г. Москвы: «Вход с собаками и колясками запрещен».
А что уж тут говорить о социальном статусе наших учителей, или воспитателей
детских садов…

Нужно ли нам плодиться?

Чтобы снять эмоциональный накал с поставленного в подзаголовке вопроса,
рассмотрим общую рамку социальной жизни в какой-либо стране. В принципе любое
общество представляет собой людей, живущих и взаимодействующих друг с другом на
какой-то заданной территории. При этом его экономическая сфера в основном будет
определяться тем, как интенсивно эти люди активничают в своей жизни, куда они
вкладывают свои восемь часов рабочего времени, сколько денег они получают
взамен, на что они эти деньги тратят. Такой взгляд на социум и его экономику
сразу же обращает внимание на один замечательный момент: люди должны иметь
возможность активничать завтра не хуже, чем они это делали сегодня. Или,
другими словами, рабочая сила должна воспроизводиться, как
количественно, так и качественно.

Политическая сфера общества определяется активностью людей по распределению
между собой постов и социального капитала, и по большому счету затрагивает лишь
небольшую часть общества — его элиту. Жесткость конкуренции при распределении
очень ограниченного количества социальных мест среди множества претендентов
лишает состояние дел в политической сфере прямой связи с демографической
обстановкой в стране. Однако те, кто уже занял высокостатусные места, они
всегда будут сторонниками ограничения «напора» на себя со стороны молодежи. Тем
самым их интерес объективируется в том, чтобы квалифицированные люди — те, кто
может воспитать высокопотенциальную молодежь — они бы не рожали.

Культурная и технологическая сфера общества заинтересованы в высокой
плотности людей, ибо малочисленность сообщества является объективным фактором снижения
его уровня культуры, а также фактором утери / не приобретения им сложных
технологий.

Таким образом мы видим, что сохранение общественного status quo требует по
меньшей мере отсутствия снижения достигнутой плотности населения в большинстве
развитых странах, особенно в части высококвалифицированных людей. Для России же
обилие слабозаселенных районов требует как роста численности населения, так и
роста его квалификации.

В этом плане становятся видны все ограничения популярного в настоящее время
во многих развитых странах подхода, основанного на идее завоза в страну
иммигрантов из третьего мира, которые в соответствии с изначальным планом
должны со временем развиться, и начать работать на благо принявшей их страны,
при этом заботясь о стариках-автохтонах. Во-первых, события начала 90-х
прошлого века в Чечне показали, как люди традиционной культуры могут решать
вопросы с «обслуживанием» чужих стариков. Во-вторых, уже набрано достаточное
количество свидетельств о том, что необходимая ассимиляция таких иммигрантов и
их потомков до уровня стоящих перед развитым обществом задач может потребовать
гораздо большего времени, чем оно было заложено в изначальные расчеты, лежащие
в основе подобной иммиграционной политики. И главная цель последней —
сохранение необходимого количества высококвалифицированной рабочей силы,
требуемой для поддержания желаемого социального развития в стране, — может
оказаться недостижимой. Не надо к тому же забывать, что самые успешные страны в
плане реализации иммиграционной политики стандартно требуют наличие высокой
квалификации от желающих въехать, и собирая «сливки» со всего мира они тем
самым до некоторой степени компенсируют издержки, приносящие их социальным
системам слаборазвитыми слоями их населения. Другим же последователям данной
политики остаются лишь низкоквалифицированные остатки.

Все это вновь актуализирует вопросы рождаемости и повышения уровня развития
педагогики в стране, желающей оказаться / сохраниться в числе развитых стран.
Как уже отмечалось выше, воспроизводство численности населения является одним
из многих ресурсов Традиции, которые Современность неосознанно потребительски
использовала в своем развитии, так что наблюдающийся демографический кризис в
развитых странах является всего лишь индикацией исчерпания данного ресурса.
Здесь же можно вспомнить, что стандартным ответом Модерна на дефицитность
какого-либо необходимого для его развития ресурса является рационализация
воспроизводства данного ресурса, фактически заключающаяся в создании
соответствующей индустрии, чем этот ресурс включается в систему воспроизводства
Современности. Таким образом следует ожидать, что выход из демографического
кризиса развитых обществ будут искаться на путях создания соответствующих
социальных структур, которые могли бы поддержать какую-то рациональную
стратегию по поддержанию рождаемости на неком необходимом уровне. Как это,
например, делают во Франции, где после спада рождаемости в конце прошлого века
вновь был достигнут коэффициент фертильности, достаточный для воспроизводства
населения по численности.

Особенности экономических систем постиндустриального уклада

Итак, существует запрос на создание социальной индустрии определенного типа.
Посмотрим, как этот запрос может быть удовлетворен в рамках постиндустриального
уклада, для чего сначала попытаемся выявить суть данного уклада, его основное
отличающее качество.

Как уже отмечалось, в условиях социального развития человеческий капитал
любого общества должен бы хотя бы воспроизводиться, и уж всяко не
деградировать. Назовем какой-то средне-минимальный комплекс товаров и услуг,
необходимый для воспроизводства достигнутого уровня развития людей в обществе,
«пайкой». Очевидно, что такая социальная «пайка» обязательно
должна включать в себя жилье, еду, одежду, какие-то определенные уровни возможностей
по досугу, медицинскому обслуживанию, безопасности. В развитых обществах в
«пайку» так же уже существенно вошла педагогика. Понятно, что в каждом обществе
имеется какой-то свой стандарт «пайки», и чем развитее общество, тем «пайка»
богаче по содержанию, но для нас сейчас важно именно то, что такая
минимально-достаточная «пайка» для каждого социума вполне определяема.

При этом оказывается, что переход общества в Позднюю Современность
сопровождается тем, что достигнутый уровень общественной производительности
труда позволяет обеспечить «пайками» всех членов общества с помощью загрузки
всего лишь 20-30% взрослого населения. И данная квота необходимого труда в
обществе со временем имеет тенденцию лишь уменьшаться. Производительный же труд
остальных людей (когда он есть) обычно дает то, что можно назвать избыточным
потреблением, включающим в себя в том числе и расточительство. Именно высокая
доля труда, занятого вне необходимого общественного производства, и составляет
основную особенность того, что принято называть постиндустриальным
экономическим укладом.

Возникающий при этом вопрос: «А как же быть с таким «избыточным»
населением?», каждое развитое общество решает для себя по-своему. При этом
различаются два основных подхода. Первый подход связан с тем, что «ненужные»
люди где-то локализуются в качестве профессиональных безработных, чтобы «не
путались бы под ногами», им даются «пайки» какого-то качества, и их просто
перестают замечать. При втором подходе человек стимулируется предложить другим
членам общества что-то их затрагивающее в качестве избыточного потребления, и
при успехе такой своей инициативы он получается «зарабатывающим» свою «пайку»
за счет продаж такой своей находки. В принципе второй подход и обеспечивает те
самые сервисы, растущий объем которых является знаковым для постиндустриальной
экономики, и которые по сути своей являются лишь коммерциализацией сферы
общественного распределения. Утрированно последнюю мысль можно разъяснить так:
«Я почесал тебя за ухом, ты мне «сбацал» чечетку — мы оба славно поработали, за
что и получили свои «пайки»«.

И тут возникает интересный момент: а «пайки»-то для всех нас всех жителей
страны должны бы где-то наличествовать. То есть они должны быть либо
произведены в стране, либо быть закуплены за рубежом. А при закупке из-за
рубежа мы должны иметь валюту, которую мы можем получить, лишь что-то туда
продав. То есть сервисы постиндустриальной экономики отнюдь не отменяют
собственного производства общества, хотя бы в экспортной его части, а только
дополняют его, «надувая» цифирь по ВВП за счет коммерциализации
распределения. Ведь это очевидно, что просто раздача «паек» со склада мало что
даст в плане вклада в ВВП — уж больно она эффективна для этого и не содержит
места для многих часов рабочего времени — то ли дело организация перепродаж
избыточных для общества сервисов.

Так и получается, что «новая экономика» сервисов может быть лишь надстройкой
над старой экономикой производства. А что случается при неуважении данного
правила нам сейчас демонстрируют республики Прибалтики — там, следуя новомодным
экономическим теориям, было в значительной степени ликвидировано свое «паечное»
производство, а закупка необходимых для населения «паек» последние 15 лет
осуществлялась в основном на заемные деньги. Теперь же в долг давать перестали,
и вот они «приплыли»…

Постиндастриал и Россия

Посмотрим далее, что может дать подобный подход в рамках анализа и понимания
наших российских конкретностей. Сразу же бросается в глаза тот факт, что
российская «пайка» очень бедна. Она такова, что человеческий капитал страны не
воспроизводится ни количественно, ни качественно. Если же посмотреть по
компонентам, то можно увидеть какой-то уровень насыщения лишь по еде и одежде.
Как-то в целом неплохо решаются вопросы с бытовой техникой и другими товарами долговременного
спроса. Медицина потихонечку начала выправляться. А вот с жильем — совсем дело
швах. Наблюдается также какая-то суета властей в области педагогики — но в
целом там тоже наличествует глубокий провал.

Так возникают две проблемы, которые общество должно бы разрешить в рамках
индустриальной основы своей экономики для обеспечения всех своих членов
нормальной «пайкой». Такой «пайкой», которая бы вновь возродила в людях желание
жить, причем жить радостно. И эти две главные проблемы текущей российской жизни
— это жилье и педагогика.

Следующий аспект — избыточное потребление. В России очевидно велика доля в
этом деле демонстрационного расточительного потребления за рубежом. Фаллические
яхты, «лазурные» виллы, и прочее такое — все это могло бы быть преобразовано в
достойные рабочие места в лабораториях, НИИ и ВУЗах, с тем, чтобы при
правильной организации процесса обернуться инновациями для экономики, и
научными открытиями для общего престижа общества. Также можно было бы вложиться
в отечественное искусство и дизайн, с тем, чтобы не только потреблять чужие
жизненные стили, но и предложить миру свои. Ведь только экспорт
конкурентоспособных и уважаемых другими стилей жизни может наполнить столь
полюбившийся многим термин «soft power» реальным содержанием. И то, что внешний
мир в этой части нашего экспорта видит лишь гламур «малиновых пиджаков», да
незабываемые рожи наших чиновных сановников, — это здорово выхолащивает смысл
речей наших первых лиц. А вот подключить бы сюда, например, обсуждаемый в
блогосфере «университетский миф», или «миф НИИ», или «космический миф» — это
ведь только захотеть. Вспомним, хотя бы, как был оценен в свое время «снаружи»
фильм «Москва слезам не верит», вспомним другие наши подобные победы — и сразу
же может появиться фронт работ по производству достойных Современности русских
жизненных стилей — только «пайки давай»…

При этом можно видеть, что текущая российская иммиграционная политика, если
и дает вклад в строительство и уход за жильем, однако совсем не помогает
развитию ни педагогики, ни науки, ни культуры. Более того, из-за высоких
концентраций в школах плохо социализированных детей мигрантов — так даже и
мешает развитию людей.

Педагогическая индустрия России – немножечко мечты

Кстати, развитие адекватной педагогической индустрии вполне может
поспособствовать и решению проблемы рождаемости в стране. Перед тем, как
перейти к описанию конкретного социального дизайна, давайте очеркнем условия, в
которых данному решению предстоит функционировать. Во-первых, в России имеется
уникальная ресурсная база — жители провинции, особенно депрессивных регионов,
где стоимость жизни, а следовательно, и стоимость содержания ребенка, пока еще
очень невелика. Однако на людей давят доксические ограничения, сдерживающие
принятие родителями решения о рождении ребенка. Данные ограничения могут быть
обобщены словами «высокозатратность и низкий социальный статус деторождения».
Эта ситуация обусловлена тем, что рождение и воспитание ребенка требует
значительных материальных, временных и прочих издержек, при этом у семьи обычно
значительно понижается уровень жизни, и все эти трудности остаются неоцененными
обществом даже в моральном плане.

Для решения статусной проблемы в педагогике, можно создать одну или
несколько Педагогических корпораций России (ПКР), в рамках которых должно быть
профинансировано создание адекватной образовательной инфраструктуры по
воспитанию будущих членов общества с требуемым уровнем навыков и умений. В
рамках каждой педагогической корпорации каждому приписанному ей ребенку следуют
ежемесячные адресные выплаты. Величина выплат соответствует реальному уровню
затрат, требуемых для воспитания подрастающего поколения с теми навыками и
умениями, которые необходимы обществу.

Данными средствами, полностью или частично, могут распоряжаться лишь те
взрослые, которые ассоциированы с ПКР. При этом прием взрослых в данную
корпорацию жестко обусловлен отсутствием социальной аномии и девиантности в их
поведенческих установках. Другими словами, такому контингенту, как алкоголикам,
наркоманам, или преступникам-рецидивистам, вход в корпорацию «заказан». Также
вне корпорации остаются их партнеры и сожители. Дети же из девиантных семей
принимаются в корпорацию лишь при самоограничении асоциальными родителями своих
прав по их воспитанию. Так решается вопрос нецелевого использования детских
денег — основной аргумент против общественной помощи семье с детьми. И в то же
время сохраняется принцип «равного старта» — основа социальной справедливости по
отношению к детям.

Успешные педагоги и родители морально поощряются в рамках ПКР, наделяются
там адекватным социальным статусом. ПКР позволяет добиться реальной эмансипации
женщин — ведь нынешняя ситуация, когда общество статусно поддерживает лишь
карьерно ориентированных женщин, является дискриминацией по отношению к тем из
них, кто хотел бы посвятить свою жизнь семье и детям. В рамках ПКР вторые могут
найти общественное признание, и, поддерживая сеть точек предоставления
педагогических услуг, здорово помочь первым вкусить радости материнства без
прерывания своего профессионального роста.

Качество воспитательного процесса может быть поддержано дополнительными
мерами, например, надбавками к зарплатам и пенсиям за хорошо воспитанных детей,
показывающих различного рода выдающиеся достижения, и соответствующими вычетами
за тех из них, кто пополнил ряды асоциальных элементов.

К тому же развертывание инфраструктуры ПКР может быть проведено таким
образом, чтобы оно «вдохнуло жизнь» в депрессивную провинцию, поставив ее
экологию на службу обществу.

Источником финансирования ПКР может быть дополнительное налогообложение
общественного потребления — например, специально определенная часть НДС. Тем
самым создадутся условия для существенного снижения привлекательности
жизненного стиля «child-free», ибо будет ликвидировано его рациональное
основание.

Заключение

Общественное развитие, как искусство жить в Современности, пока увы не
дается нашей элите. Основная ее масса уже достаточно далеко «убежала от
разума», и навязывает стране талмудизм различного рода «карго-культов». Причем
элитарии этого типа превращают в «карго» все, к чему прикасаются — ведь для
этого достаточно всего лишь отменить возможность критического отношения к
выбранной ими заимствованной доктрине.

Суть же модернизации России на данном этапе — это прежде всего возврат
разума в повседневные управленческие рутины.

Решения должны приниматься потому, что предложенные схемы работают на
практике, а не из-за наличия соответствующих рекомендаций в каких-то там кем-то
принятых талмудах. Нужно людям жилье — надо наладить процессы землеотводов
и соответствующих строек, а не корячить пальцы, заламывать руки и закатывать
глаза. Нужна стране педагогика — надо найти пути перераспределения денежных
потоков в обществе так, чтобы данная индустрия не только бы возникла, но и
приобрела бы необходимый социальный престиж. И т.д.

Оригинал этого материала
опубликован на ленте АПН.