Одной левой

Чемпион
и убийца – две вещи совместные?

По-человечески
мне очень жалко двух этих парней.

Первый потерял
самое дорогое – жизнь.

Второй свою жизнь
разрушил, по крайней мере, как спортсмен.

Страдают две
семьи и все лишь из-за одного удара.

Александр Лебзяк,

олимпийский чемпион
по боксу

Почему он
извинился только в клетке?

Владимир Хрюнов,

промоутер
супертяжеловеса Александра Поветкина

Утверждения
о том, что спорт тесно связан с социо-культурным и даже политическим
контекстом, несмотря на свою банальность, регулярно подтверждаются
текущей общественной практикой и, к сожалению, все чаще уголовной
хроникой. О связи спорта с войной и политически мотивированным
насилием уже написано немало[1],
а декабрьские события на Манежке и вовсе продемонстрировали широкие
возможности вовлечения спортивного и околоспортивного аспекта в
открытый конфликт между автохтонным населением российских городов и
кавказскими этно-криминальными корпорациями.[2] В
этом же контексте находится и «футбол по-кавказски» в
исполнении «Анжи» и «Терека», за каждым
матчем с участием которых тянется след скандалов и конфликтов с
участием правоохранителей и спортивных функционеров, болельщиков и
самих спортсменов, а теперь еще и арбитров…

Дело Мирзаева вновь
самым непосредственным – кровавым – образом показало эту
взаимосвязь спорта и напряженной общественно-политической ситуации в
стране. Это проявилось прежде всего в том, как прореагировали на
громкое убийство различные группы интересов. И если реакцию гневного
осуждения со стороны русской общественности предсказать было так же
легко, как и попытки со стороны кавказских лоббистов релятивировать
преступление и максимально выгородить земляка-убийцу, то больше всего
вопросов вызвала странная реакция общественности, прежде всего
спортивной. А по-сути – почти полное ее отсутствие, в любом
случае – в виде развернутой общественной и экспертной дискуссии
об особом социальном статусе и особой (без)ответственности
обладателей тренированных тел.

Постараемся здесь
несколько восполнить этот пробел и с социально-теоретических позиций
кратко проанализировать специфику ситуации, когда фигурантами
уголовных дел становятся люди, способные в силу профессии убить
голыми руками. А также выявим основные позиции, все же прозвучавшие в
этой «несостоявшейся» дискуссии.

Габитус бойца
в свете социологии и … уголовного кодекса

Как утверждает
выдающийся французский социолог Пьер Бурдье, применительно к
профессиональным спортсменам невозможно вести речь о «естественном
состоянии», «естественной реакции»: их телесность
есть результат длительного и часто болезненного процесса тренировок и
соревнований, и потому заслуживает соответствующего отношения и
оценки. Для ученого это видно уже по «типу отношению к телу,
которого требует данный вид спорта или которому он способствует».
Более того – отношение к телу, вовлеченность тела в структуру
идентичности детерминирует всю систему его предпочтений и прямо
ассоциируется с социальной позицией спортсмена. Ведь в спортивных
практиках их участники разрабатывают иногда совершенно новые
отношения к самим себе и другим людям. В ходе этого процесса они не
только «преодолевают» себя, и не только достигают
уверенности в себе, но и определенности в том, кем они
собственно являются. Исследователь спорта Геннинг Эйхберг в этой
связи говорит о полном переформатировании личности
спортсмена-профессионала в ходе тренировок: «вместе со
шлифовкой телесной осанки, жестов и мастерства, создаются внутренние
формы и стили восприятия, познания, мышления и суждения».

По мнению ведущего
немецкого социолога спорта Томаса Алкемайера, в спорте телесность, –
вытесняемая и считающаяся чем-то мешающим в других сферах, –
приобретает качество новой социальности, способной достигать
поразительных результатов и производить множество событий. С этим
связаны и явно завышенные идеалистические ожидания, предъявляемые к
спорту с точки зрения культуры человеческих взаимоотношений. Так,
часто утверждается, что спорт может стать «лабораторией
интеграции», и действительно, определенные тенденции к этому в
нем присутствуют. Однако, как грустно констатирует Г. Эйхберг,
«столкновение с реальностью действует отрезвляюще»: даже
в случаях, когда люди сходятся ради совместного отдыха (случай
Мирзаева) – возникают конфликты, подозрение и отчуждение,
а неравенство сил становится совершенно явным.

Дело в том, что
спортивные единоборства являются особым видом спортивных практик,
находящимся, по словам проведшего пару лет в спортзалах чикагского
гетто франко-американского социолога Лоика Вакана, «на границе
между природой и культурой». То есть это пограничный случай
культурной практики, когда для того чтобы не сорваться в животную
агрессию необходим исключительно сложный механизм управления телом –
причем управления исключительно практического, без подключения
какой-либо теории или морали. Здесь происходит уникальное смешение
телесных и интеллектуальных компетенций – «неуловимое и
явно противоречивое сочетание инстинкта и рациональности, эмоций и
расчета, индивидуальной страсти и группового контроля». Все это
вместе придает бойцу особый социальный статус «вооруженного без
оружия»: овладение боевым искусством радикально «меняет
телесную схему человека, отношение к телу и его использованию с целью
усвоения установок, превращающих тело, по сути, в ударный механизм.
Именно об этом говорит председатель Комиссии по спортивному праву
Ассоциации юристов России Сергей Алексеев: «теоретически, или с
чисто бытовой точки зрения, сильнейший боксерский удар
Мирзаева можно сравнить с тем, как если бы он нападал на Агафонова с
ножом. Преимущество у нападающего в обоих случаях примерно
одинаковое…».

Повышенная
социальная опасность возникает именно из-за того, что в рамках
спортивного поля – даже в так называемых «боях без
правил» – насилие всегда остается более или менее
контролируемым. Более того – всегда имеет место определенный
баланс сил между противниками: если не в смысле равенства сторон, то
хотя в приблизительно равной подготовке к единоборству. И как раз
отсутствие всех этих условий вне ринга может при определенном
стечении обстоятельств превратить приобретенные спортсменом навыки в
смертоносное оружие, а его самого – в персонажа криминальной
хроники.

Видимо, именно
подобные «социально опасные компетенции» позволили
следствию квалифицировать действия Мирзаева как подпадающие под более
тяжкий состав преступления – «умышленное причинение
тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть потерпевшего»
(максимальное наказание – 15 лет заключения), а не «причинение
смерти по неосторожности» (максимальное наказание – 2
года под стражей)…

Неадекватная
реакция

Отсутствие должной
реакции на данное чрезвычайное происшествие со стороны спортивного
сообщества, прежде всего связанного с единоборствами, тем более
удивительно, что боевые единоборства и так являются предметом
постоянных нападок и острой критики. Здесь даже можно говорить о
всеобщем, причем международном консенсусе относительно их негативного
восприятия. Так, уже цитированный выше Л. Вакан приводит лишь
некоторые общеизвестные тезисы из репертуара критиков
«контролируемого насилия»: эти виды спорта эксплуатируют
человека, они опасны, поскольку могут привести к убийству, они
приводят к утрате человеческого облика и варварству и т.д.

Каждый, кто
когда-либо приходил в борцовскую или боксерскую секцию в далекие
советские времена, вспомнит, что значительные усилия тренеры уделяли
именно «эмоциональной работе» с ребятами, не говоря уже о
постоянных наставлениях не применять полученные боевые навыки вовне и
уж тем более к заведомо более слабым. Об этом же говорит и
экс-чемпион мира в супертяжелом весе по версии WBA Николай Валуев:
«Вообще у нас в боксе, да и во многих других единоборствах
существуют специальные тренировки «пуш-пуш». На них ты
отрабатываешь с партнером удар. Причем бьешь не сильно, а специально
работаешь на технику. Обычно в это время тренер и говорит спортсмену,
что его сила никогда не должна быть использована против
неподготовленных людей». Таким образом и современных
единоборствах важнейшую роль также играет так называемый
«экспрессивный контроль» (И. Гофман), то есть способность
не только постоянно следить за своими внутренними ощущениями, но
ощущать постоянный контроль над своими внешними проявлениями. Как
говорил легендарный тренер Кус д’Амато, открывший в свое время
талант Майка Тайсона: «Боец должен владеть своими эмоциями,
чтобы уметь скрывать и контролировать их».

В этом смысле
удивили довольно инфантильные отклики экспертов в СМИ, да и реакция
самих СМИ, прежде всего специализированных. В целом, если я не
ошибаюсь, за прошедшие со времени убийства (13 августа) две недели ни
«Советский спорт», ни «Спорт-Экспресс» не
удосужились сделать на тему громкого преступления с участием чемпиона
по смешанным единоборствам никаких аналитических материалов,
ограничившись хроникой дела и репликами известных бойцов. Причем,
многие из них просто пытались в той или форме оправдать своего
коллегу. Так, в одном из таких экспресс-комментариев президент
Международной федерации самбо Василий Шестаков даже попытался
представить смертоносный удар Мирзаева актом обороны, утверждая, что
тот «не наносил удар, чтобы убить человека. Те, кто занимается
борьбой, наоборот стараются в подобных ситуациях не применять приемы,
потому что понимают, что имеют преимущество. И применение происходит
лишь тогда, когда они кого-то защищают». А Николай Валуев в
беседе с корреспондентом «Советского спорта» сослался на
низкое качество видеозаписи инцидента: «Да, видно, что был
удар, за которым последовало падение. Но что именно послужило
причиной гибели парня установить только судмедэксперт». Понять
осторожность оценки этого выдающегося – и в прямом смысле –
атлета легко, поскольку тот сам является фигурантом дела об избиении
охранника парковки Дворца спорта «Спартак» в
Санкт-Петербурге: «После известных событий я стараюсь не
поддаваться на провокации и не появляться в тех местах, где могут
возникнуть конфликтные ситуации…».

В отличие от
пассивных спортивных изданий, наибольший вклад в организацию
дискуссии внесла «Комсомолка», решившая даже провести на
эту тему специальную пресс-конференцию. Причем на ней были
представлены различные точки зрения. Видимо уже поэтому выступившие
на ней получили высокий рейтинг цитируемости в прессе и сети.
Например, «релятивирующее» мнение основателя школы
"Самбо-70" Давида Рудмана, также являющегося почетным
президентом Международной федерации любительского самбо:
«акцентированного удара не было. Расул просто кинул руку. Мы
сожалеем, что все так произошло, что Расул не сдержался». В том
же «оправдательном» духе высказалась чемпионка мира и
Европы по джиу-джитсу Ольга Пастушенко. «Видно, что Расул
выбросил руку, но не работал корпусом, не вкладывался в удар, как у
нас говорят. Это не профессиональный удар, который был рассчитан на
то, чтобы убить кого-то. При падении Иван ударился головой о чугунную
решетку – это несчастный случай».

Правда, к чести
корпорации нашлись и более ответственные голоса спортсменов и
спортивных функционеров. Так, вице-президент Федерации боевых
искусств Москвы Дмитрий Ковалев указал на специфический социальный
статус бойца боевых единоборств: «Когда человек на ринге, это
одно дело. А когда этот же спортсмен бродит по улице, он должен четко
контролировать свое поведение и действия. Не давать волю эмоциям, не
распускать руки. На него ведь возложена большая ответственность».

В духе того же
дискурса ответственности высказался и известный российский боец
смешанного стиля Александр Емельяненко: «Профессиональный боец,
который ходит в спортзал, специально тренирует удары и готовится к
соревнованиям, при любых обстоятельствах не должен драться за
пределами ринга. У профессионала непроизвольно может вылететь рука.
Он тренируется годами, знает, куда и как нанести удар. Обычные люди
не готовы держать такой удар и не так развиты физически. Даже если
сложилась безвыходная ситуация, он знает элементарные приёмы
самообороны. Зачем бить в голову? Есть миллион способов, как можно
по-другому защититься. Но я вообще против решения вопросов с позиции
грубой физической силы – всегда можно договориться». А
вот «звездный» брат Александра, знаменитый Федор
Емельяненко, уклонился от возможности занять принципиальную позицию,
ограничившись ни к чему не обязывающим: «не хочу ни защищать,
ни обвинять Мирзаева»…

Слишком долго
подбирал слова для комментария по столь громкому делу и министр
спорта, туризма и молодежной политики Виталий Мутко. Лишь 26 августа
он, наконец, высказался: «Это серьезный удар по имиджу
спортсменов и спорта. Конечно, спортсмены должны бережно относиться к
своим навыкам». И, надо отдать ему должное, чиновник подчеркнул
самый важный пункт дискуссии: «Это можно считать
нападением вооруженного человека на безоружного».

В отличие от все же
определившегося Мутко, пока никак не высказался по теме прямой
начальник министра спорта – известный дзюдоист В. Путин.

Передовой
западный опыт?

При обращение в
данном контексте к заморскому опыта в голову сразу приходит освещение
западными СМИ криминальной карьеры Майка Тайсона – этого
обладателя удивительной коллекции многочисленных спортивных рекордов
и аж трех судимостей. Уже тогда общественность сформировала в целом
неприглядную картину мира спортивных единоборств, лишенного
каких-либо моральных ограничителей. Вот как в ней предстают сами
бойцы: «это жестокие, малограмотные люди, которые, несмотря на
нищету и безотцовщину, сумели самостоятельно добиться богатства и
известности, использовав свое недовольство миром и садомазохистскую
жажду насилия для завоевания многомиллионных призов, если не считать
тех бедняг, которые влачат жалкое существование после того, как
бессердечные менеджеры и агенты выжали из них все без остатка»
(Л. Вакан). Понятно, что здесь в основном схватываются лишь заметные
для общественности, медийно захватывающие явления из мира
профессионального спорта.

Но в любом случае
даже в традиционном для Запада дискурсе «от гетто до славы»
отчетливо фиксируется вся амбивалентность этого «шоу-бизнеса на
крови» с особым фокусом на экстраординарной фигуре «чемпиона».
При этом особое внимание общественности направлено к публичной
стороне жизни именно наиболее выдающихся представителей тех видов,
что борются за звание «самого варварского вида спорта».
Стоит ли говорить, что главный пафос здесь заключается в
необходимости строжайшего социального регулирования насилия,
дабы исключить любые эксцессы с участием профессиональных бойцов за
пределами ринга.

Неутешительный
вывод

В заключение стоит
еще раз напомнить о социальной функции спорта, заключающейся, по
мнению Бурдье, в изменении и даже переворачивании культурных иерархий
телесно-практических и духовно-интеллектуальных способностей. То есть
спорт подчеркивает и, по сути, реабилитирует то дикое, природное,
телесное, что было подавлено и вытеснено в других сферах высокой
культуры, создавая для тела новое пространство – со своими
акторами и по своим правилам. Другими словами, он выступает в
качестве социального института, делающим возможным реактивацию,
наблюдение и даже восхваления аспектов человеческой жизни, осуждаемых
легитимной высокой культурой (например, за насилие и грубость).
Однако вряд ли подобная общественная реабилитация (натренированного)
тела была задумана для того, чтобы в конечном счете оно оказалось на
скамье подсудимых. И хотя спортивные навыки трехкратного чемпиона
мира Мирзаева считаться отягчающим обстоятельством в суде не будут,
все же следует вспомнить, что когда основатель современного олимпизма
барон Пьер де Кубертен говорил о спорте как «радости от
усилия», то он явно не имел в виду усилия, подпадающие под
действия уголовного кодекса.

Первая
публикация — АПН,
1 сентября 2011 года.

Примечания

[1] Об
импликациях политического насилия в современном спорте, например,
см.: Олег Кильдюшов. О спорт, ты – война? Спортивные игры
Современности как субститут вооруженных конфликтов // Сократ. Журнал
современной философии. 2010, № 2.

[2] См.:
Олег Кильдюшов. Больше, чем футбол. Спортивные фанаты в роли
гражданского общества // Вопросы национализма. 2011, № 5.

Оригинал
этого материала опубликован на ленте АПН.