






Поющие изгои
Субъективные заметки об экофестивале «ВОТЭТНО»
Разъезжая с концертами по стране,
поневоле окунаешься в российские недра.
Зыбкое единство под нуждой
уживаться вместе. В плацкартном калейдоскопе мелькают политические, религиозные
и социальные узоры. Картины пестрые, но жажда вырваться летом из города — как
общий мотив. Вряд ли это «отдых на природе», скорее — её «вечный зов». Дачи,
рыбалка, шашлыки или пляжи — недавняя гримаса урбанизации, но тысячелетиями
подавляющее большинство жило на селе. Чувство земли всегда пульсирует в душе,
порой требуя покинуть лабиринты улиц и забот. Мы — люди речных излучин, лесов,
горных кряжей и озёр, но город крепко держит нас за горло.
Никакой патетики: однажды в походе
ты отзываешься на зов перед попутчиком, не замечая хлёсткую поэтику слога.
Зеркало мира проявляется, отражая тебя извне: любой вне природы — легко
заменяемый элемент цивилизации, в общем-то, никому не нужный. Генетическая
лотерея вручила билет на аттракцион — менеджер ли, механик или олигарх, и ты
исполняешь долг. Кто-то меняет курс, веруя в выбор, но социальный ток
возбуждает система, поставляя экстремалов на шестерни судьбы. Впечатано
историей, но выезд за город — как самоидентификация.
Вдруг появляется азарт, глаза
блестят: ещё как существую, и провались эта навязанная жизнь!
Исчезают регалии и должности, а
людей ценят по иному эталону. Первобытный мир вправляет мозги, и многое кажется
достижимым. Эйфория без нарко, но вечером у многих алкоголь в крови. Увы, за
пару недель не изменишься, а привычки ищут выхода. По завершении отпуска
остаётся тревога, но гоним её прочь, наглухо скрываясь в иронии. Дома
откровение померкнет, а рыночный командир расположит нас в пищевой цепи,
взбодрив угрозой не оказаться последним. Не в хвосте — у морды. В России хвост
виляет собакой, а пережёвывать ближнего неприятно. Неуместный парадокс на фоне
просветлённой души и ни одного виноватого.
Этим летом кто-то был на юге или за
морем, а я оказался в Горном Алтае. Быть как все иногда полезно: похожий опыт
сближает в восприятии. Еще десять лет назад Алтай был почти заповедным краем —
нет гнуса и тысяч палаток, редкие турбазы, тишина и покой. Ныне территория
обжита и всем хочется получить порцию здравия от Катуни или Телецкого озера.
Места дивной красоты, хочется уединения, но тесно, и поток туристов растёт.
Страна у нас большая, природных жемчужин немного, но перламутр быстро стирается
в проезжих руках.
На Алтае двойственное ощущение —
хорошо, но суетно. От Новосиба до Бийска поездом 380 километров, по Транссибу
на такой путь шесть часов хода, а здесь — около десяти часов в стоянках у
каждого столба. Терпим. Далее на Чуйский тракт, но за Чемалом асфальт исчезает,
и деревья не растут, и на Артыбаш дорога аховая, вот и подпирают туристы друг
друга. Вдоль трассы много стендов с героями войны и монументы славы ухожены.
Немного удивляет такое обильное почтение. Наверное, дань алтайской традиции: у
кочевника культ бойца в крови.
В Горно-Алтайске две главные
магистрали — улица Чорос-Гуркина и Коммунистический проспект, но почему не
сменили название? Возможно, здесь «коммунизм» — иноязычный символ алтайского
рая, и если переименуют, без сомнения — в проспект Верхнего Неба. И Ленин —
батыр с тюркской кровью. Бюсты Ильича обновляют, а на скале Камышлинского
водопада начертан его профиль. За Маймой есть гора Зеленый дракон: ящер словно
присел, взирая на проходящих. По поверью, он проверяет чистоту помыслов
путников, а кто со злом прибыл — в авариях наказание находит. Местный колорит
радостно будоражит.
Туристская зона — Ая, Манжерок,
Барангол, Узнея, Чемал. Всюду типичный сувенирный ряд — фигурки, пахучие смолы,
мёд, амулеты и шляпы. Меж посёлков съезды к реке закрывают шлагбаумы: берег
продан, и за постой плати хозяину. Национальное достояние неактуально, нечего
добру пропадать. В Баранголе у турбазы «Царская охота» отменный рафт-причал.
Аналог лишь в Сочи. Лодки с мощными моторами «Ямаха» берут до 9 человек, но
скользят по воде с брызгами, как дельфины. Везут вверх по Катуни к
Камышлинскому водопаду. По пути есть остров, за ним потоки так сходятся, что образуют
стоячую заводь. Чувство сочное — после лихих виражей вдруг замираешь и видишь
выступающую из скалы медвежью голову, потом срываешься, огибая остров, и мчишь
через перекат к другому причалу перед водопадом!
Здесь поставили лагерь, а вокруг
раскинулись амфитеатром горы. Глаз не отвести, а как наглядишься, то загорай,
броди по лесу, собирай хворост и жги костёр. Нашли весёлое занятие — поиск
камней с естественно возникшими фигурами и рельефами. Чего только не видели —
оленя, зайца, химеру, волка, медведя. Вот и достойное оформление на новый
альбом, и по духу совпадает. Родилась идея сделать каменную галерею в
Горно-Алтайске. Всё лучше ресторанов и боулингов. Другие привезут ещё, и
воображение подхлестнет, и землю прославит.
Мы прибыли под выходные, а выше по
реке стоит турбаза «Иволга», где начался экофестиваль «ВОТЭТНО». От заката на
полночи — музыкальный трансовый поток. Под луной в рокоте реки разбегаются
волны странных ритмов и протяжных голосов. Акустика мощная и отчетливо слышно
за километр. В какой-то момент донеслось: «Гитара — Евгений Каргополов». Мигом
отскочил от костра, призывно закричал и кинулся к мобильному. Женька — гитарист
из раньших времён, играл во многих сибирских группах, а его известность тянется
до столицы. Захотелось увидеть, но ночью Катунь не перемахнёшь. Успокоился, а
звёзды уносили мысли вдаль…
На Алтае этно-фесты часто проходят,
и вроде к месту медитативное погружение в звук на природе. Где ещё возможно
настолько глубоко? Чем больше думал, тем противоречивее ответы. Если музыкальная
традиция вышла из древних ритуалов и обрядов, как помощь шаману на пути в
высший мир, то здесь — экзотическое украшение городского духа и форма забвения.
Слов нет, в ночи под кронами воздействие утроено, хотя это лишь допинг
отдыхающему сознанию, в лучшем случае — прикосновение к отголоскам естества
ради гармонии. Убегать из бетонной резервации, чтобы по возвращении маяться до
очередного отрезвления? Похоже на стыдливое признание краха: издёргавшись под
техногенным давлением, граждане утешаются в глуши. Приняв такой выбор,
становится легче, но от раздвоения далеко не уедешь на вынужденной эстетике.
Человек долго не терпит отравление,
ищет противоядие и проводит всеобщую вакцинацию. Сначала признали фолк-традицию
на сцене — о, музицирование аборигенов прелестно! После стилизовали песни для
усиления контекста, в итоге возникают целые направления — нью-эйдж или
электро-этника. Народ привыкает, появляются хиты, новый товар на рынке,
спонсоры и фестивали open-air. Откровения ди-джеев активно тиражируют, повсеместно
выдавая бурлящую эклектику за чарующую мистерию. Что же делать — душа требует
утопии.
Процесс подстегнула глобализация.
Белый человек к 70-ым решил проблемы еды/одежды, инфраструктура окрепла, и
избыток средств хлынул в культуру. Параллельно росло пресыщение духа, а
государственный механизм наращивал мускулы, выдавливая протестное движение из
общества. Свободой пожертвовали, подняв антиэкстремистский кич на щит, партизан
и патриотов заклеймили терроризмом, рявкнув в рупор ООН о вечной дружбе народов.
Пообвыкли малость, но стало скучновато, и потянулся горожанин в эзотерику.
Кастанеда или Ошо — неважно: под плитой практицизма ищешь мерцание чуда. Сто
лет назад Шпенглер предрекал, что, придавив культуру, прогресс утомит разум и
направит его в оккультизм. Люди хрустнули под промышленной дубиной, панацея
обернулась ласковым тюремщиком.
Миллениум возвестил всеземное
равенство вкуса. Долой национальные традиции — даёшь транснациональный эрзац!
По единому плану под рекламный пиар-фейерверк. В литературе, кино, музыке
замелькали интонации разных наций, но всегда угадывается либеральный трафарет.
Сейчас переживаем переходный момент, на полвека синтез станет главенствовать,
уравнивая всех в нечто однородное. Мы зависли между программированием и
манипуляцией, а этно-музыка — компонент игры в капитал под судейством банкиров
и олигархов.
Недавнее российское благоденствие
отрыгнуло из динамиков и экранов хип-хоп, рэп, техно, рэйв или альтернативу.
Целое поколение выросло под эти композиции. Синтетика становится нормой, а
недавнее естество — старомодной условностью. С ног на голову и ещё один
переворот. Привычка к обновлению как наркотик, и в сети появились такие штуки —
слушай и торчи без иглы на вену. Экспансия лишь наметилась, в песне остаётся
привычный текст под мелодию, но ритмические переливы активно внедряются в мозг.
Техно-фесты в Берлине-99 и Дуйсбурге-10, собравшие по полтора миллиона тел,
застолбили бегство в звучащее небытие. Классика от оперы, джаза и поп-эстрады
еще держит позиции, трансформация произойдёт позже, но деление на стили уходит
из культурной плоскости в социальную: у людей меняется тип сознания.
Музыка всегда отражала идеалы
общества и менялась вслед за очередным историческим рывком. После 1945-го
многое преобразилось на Земле, но послевоенный реализм вспучил противоречия
настолько, что в 60-ых возникла музыка бунта. Слишком рознились заявленные
ценности официоза и лицемерная данность их воплощения. Полвека гитарный протест
вскрывает двуликость, да не всем двигать на баррикады, и кто-то оседал в
кротком неприятии. Противление злу эстетикой. От хиппи к яппи, а в финале —
этно-транс. Обличение огненным словом чревато и бесперспективно, а если уйти в
тень от силовиков дневного дозора, то целая вселенная откроется тотчас.
Религиозный принцип всегда востребован, а охочих уверовать вдоволь.
Цивилизация разделила людей на три
касты — одни сотрясают устои, другие смиренно трудят на любой уклад, третьи
отшельничиют или постигают житие. В музыке угадывается схожее триединство —
противостояние, созерцание и отстранение. Народный фольклор и камерные оркестры
веками выражали пристрастия, но были скоморохи и экспериментаторы. Позже
интонации от джаза, симфо и рока переплелись, но в глобальном вареве ХХI века
получена особая субстанция. Попс и опера удобно обрамляют госпраздники, но под
прессом новаций шоу-бизнеса манера приедается, а корпоративность развращает, и
PC— поколение ёжится в нетерпении, и слово обесценено. Антагонизм перемен и
морали подсовывает удобоваримый субстрат.
«Достало всё, хватит болтать», — чуть
не у всех на уме. Вот транс-вечеринка, треки в одну-две фразы — самый смак.
Беспечно танцуй в эфемерном измерении лазеров и нереальных ритмов, а наутро
окрыленно втиснись в офис. Еще один био-кирпич в тоталитарную стену. Скоро речь
заменят сленг и междометия, а иллюзорные 3D-кадры перемонтируют явь. Отличная
находка для промывки мозгов и обратный клапан от всех недовольств, не считая
доходов от высоких технологий. Деньги правят миром, а в закрытых клубах и ложах
сильные мира по-прежнему используют ноу-хау под вожделенный контроль. Работают
жёстко, но о прянике не забывают — гранты, фонды, спонсорство и нацпроекты
стали инструментом для хирургии социума.
Рок всё же сопротивляется. Компания
от блюза, панка, реггей и дарк-фолка по-своему противостоит мировому порядку,
но молодежь как зомби, а справедливость — пустой звук. Не считая обывателей и
стариков: многое понимают, но текущие заботы важнее, внуков бы поднять и
достойно дотянуть до могилы. Однако рокеры упрямо идут на сцену, гордо
расстреливают обоймы песен, и пропадают после концерта в узком кругу.
Разношерстное сообщество признаёт анархию, придерживаясь личной правды. По
крайней мере, не на коленях, а любую организацию пожирает ложь, и рок-лидеры
надолго не могут договориться. Не то что трагедия, но что-то отвратное в этом
есть — пронеслось в голове… Катунь несла свои воды, а горловые вибрации
разносились над соснами в глубокой ночи.
Днём мы снялись и убыли назад.
Вспоминались разные местные особенности. В Горно-Алтайске сильная водная
спортшкола, и если каноист или рафтер прибывает с наградой, его встречают у
въезда в город. Особый народ со своими горизонтами и братством. Вот проносятся
Сростки, плакат с Шукшиным на пригорке — сидя на красивом холме. Рок-н-ролльная
тема вплетается в деревенский рассказ. Дожил бы Макарыч доныне, резанул бы его
сельский исход в фермерскую хмарь. Когда-нибудь Алтай заселят под завязку,
превратив в сплошную парково-куротную полосу сытого времяпровождения. И Шорию,
и Хакасию, и Тыву. Сограждане притащат свой дом в дикий мир, снисходительно
усмехаясь в прошлое, повсюду будет греметь музыка, а в головах проворачиваться
нечто — лучше не думать что.
Меняются человеческие культуры, а
люди тешатся мыслью, что этика неизменна. Многие ли читают Тургенева или
слушают Бородина? Не в кассу и по бороде, а перенеси почитателей Лескова и
Римского-Корсакова в нашу федерацию, через полгода пойдут в сумасшедший дом.
Если человек, отринув камлание
шамана, под электробубен и синтезированный камуз утешается от уродства
реальности, при этом неплохо в неё встроившись, то дело швах. Рывок
человечества от собирательства в космос обернулся космическим собирательством
товаров из каталогов для окультуренного дикаря. Без слёз не глянешь. Музыканты
щетинятся от рациональной истомы, но отчуждение нарастает, и несутся над
Катунью голоса поющих изгоев поперёк выхолощенного бытия…
Оригинал этого материала
опубликован на ленте АПН.