Революция сверху
Игорь Даченков, политолог, заместитель генерального директора по проектной работе компании «ИМА-консалтинг»:
Специфика партийной системы России на этапе новейшей истории заключается в том, что главным субъектом партийного строительства является само государство. То есть происходит своеобразная «революция сверху» — насаждение сверху партийных структур, во многом искусственно созданных. Исключение составляет, пожалуй, КПРФ, которая является прямой наследницей КПСС. Все остальные партии носят полувиртуальный характер, потому что это не те партии, которые имеют широкую социальную базу, не те партии, которые имеют свою разветвленную инфраструктуру, мощный оргактив и т.д. У нас партии парламентского типа, которые представляют из себя политические клубы по интересам и которые группируются около конкретных персоналий, то есть в основном партии вождистского типа. Яркий пример – ЛДПР, убери Жириновского, и эта партия развалится буквально через день.
Естественно, за этими искусственными во многом партобразованиями стоят либо финансово-промышленные группировки, которые имеют свои конкретные бизнес-интересы и используют партии как инструмент влияния на политпроцессы, либо стоит непосредственно государство, а точнее – Администрация президента, а если говорить более откровенно – это управление внутренней политики, которое во многом этот процесс направляет и корректирует в нужную сторону.
При сложившейся политической системе до 2008 года вряд ли могут произойти какие-то серьезные изменения на политическом поле. Потому что государство вполне устраивает тот расклад политических сил (в частности, тех политических сил, которые репрезентативны и представлены партиями) на данном этапе. Если и будут какие-то подвижки в этом отношении, то накануне выборной кампании в Госдуму.
Не исключаю, что это будет связано с созданием так называемой партии «новых правых». Возможно, возникнет и некий политический центр, который объединит либеральные силы, неподконтрольные Кремлю. Процесс, который сейчас проходит на базе Республиканской партии, возглавляемой Рыжковым с недавнего времени, — яркий тому пример. Не исключаю, что у нас может появиться два однояйцовых близнеца с разными родителями: либеральное крыло, скажем, будет представлено партией под условным названием «новые правые» и будет подконтрольно Кремлю, и также на правом фланге сгруппируются политические силы, которые сейчас раздроблены. Если, конечно, смогут найти консенсус, о котором уже говорят несколько лет и ничего не происходит… Таким образом может достроиться правый фланг политического спектра России. Возможны какие-то тенденции, связанные с той же «Родиной», которую сейчас пытаются расколоть. Но мне кажется, что каких-то серьезных, заметных метаморфоз в этом плане не произойдет. Радикальные метаморфозы могут быть только после 2008 года.
После реформы избирательного законодательства запрещено создание блоков в предвыборный период, поэтому использовать какой-то новый надстроичный бренд типа общественного движения, которое бы объединило несколько партийных брендов, вряд ли возможно. По такому принципу в Госдуму в свое время прошла «Родина», которая по существу являлась не партией, а блоком, отражавшим различные, зачастую противоположные установки. Общественные движения политического характера сейчас должны либо пройти стадии образования партий, либо влиться в уже существующие партийные образования.
По большому счету, мы наблюдаем тенденцию сокращения партийных субъектов в России. Если, например, на выборах 1995 года их было около 200, в 1999 году – порядка 80-ти, на последних выборах – около 40. И после достаточно жесткой процедуры регистрации, когда у нас подняли количественную квоту на создание региональных отделений партий, я думаю, что тенденция по сокращению продолжится. Сейчас в Министерстве юстиции, по-моему, зарегистрирована 41 партия, но несколько из них испытывают явные проблемы с подачей документов, с регистрацией в отдельных субъектах Федерации. Не исключаю, что они тоже ликвидируются. Конечно, этот процесс позитивный для России, потому что иметь 200 партий – это политически маргинальная модель, которая свойственна, наверное, Латинской Америке.
Что касается того, что в законодательные собрания регионов будут идти выборы частично по партийным спискам, то тут можно отметить, что Заксобрание Санкт-Петербурга приняло прецедентное решение, в соответствии с которым представительный орган второй столицы будет избираться только по партийным спискам – по аналогии с федеральным Парламентом.
А если говорить о формировании по смешанному принципу представительных органов муниципальных образований, то вопрос этот пока по большому счету открытый. Если в Нижнем Новгороде такое уже произошло, и городская дума частично будет формироваться по партийным спискам, то, скорее всего, это тоже прецедент в масштабах России. Не хотелось бы, чтобы нижегородский опыт был экстраполирован на другие регионы, потому что тогда будем иметь дело с отключением широких народных масс от участия в политической жизни страны.
Разделение муниципальных выборов и государственных, когда муниципальные предусматривали прямые выборы глав исполнительной и представительной власти, было достаточно эффективным и абсолютно логичным. Если же сейчас мы будем наблюдать простройку этой вертикали до уровня каждой деревни, то это будет отходом от демократических норм в политике и ничего хорошего из этого не выйдет. То есть мы просто явно скатываемся к авторитарно-тоталитарному режиму. И вряд ли это пойдет России на пользу.
