Смешанные общества в многополярном мире

Происходящие на мировой арене
бурные процессы социальных перемен выдвигают массу новых проблем перед
исследователями. Центральной из них является проблема идентификации
общественных устройств современных стран с учетом всего многообразия путей их
развития.

1. Макросоциальные системы
современных стран. 

Общепризнанна плодотворность
системного исследования социальных процессов. Только таким образом, как показывают
плодотворные обществоведческие исследования, можно представить целостную
картину взаимосвязанных преобразований современного социума в важнейших срезах
его изучения: экономическом, социологическом, политологическом и др.

Как известно, фундаментальный
теоретический подход к исследованию социальных систем в их широком понимании
давно сложился в современном обществоведении. Согласно этому подходу, все
реально сложившиеся общественные организмы обладают свойствами социальных
систем. Главное из них — сохранение целости и границ социальной системы в ходе
взаимодействия ее частей. В то же время общества представляют собой такой тип
социальной системы, которая  достигла
наивысшей степени самодостаточности в отношениях с окружающим миром.

В дальнейшем на основе новых
междисциплинарных знаний был достигнут 
существенный прогресс в постижении закономерностей функционирования
реальных социальных систем. Посредством позиционирования фактических социальных
процессов во времени и пространстве 
стало возможным применить операционные критерии для определения границ
социальной системы, фикси-рующих ее имманентной свойство целостности. Так, в
соответствии с современными научными представлениями любая сложная социальная
система, а во многих случаях и ее подсистемы являются открытыми с точки зрения
связи с другими системами. При этом сами границы  социальной системы определяются, исходя из устойчивых, имеющих
тенденцию к сохранению, различий между процессами, внутренними относительно
данной самодостаточной системы, и процессами, внешними по отношению к ней.

Отличительным признаком социальной
системы в сравнении с технологической системой выступает наличие механизма
рефлексивного регулирования. Его действие, очевидно далеко не аналогичное
действию кибернетического устройства, основано на сознательном участии
социальных субъектов в процессе саморегулирования социальной системы.

Рефлексивное регулирование
социальной системы проявляется через действие всей совокупности правил, норм и
других институтов, созданных людьми. Именно институты играют роль
конституирующих структурных элементов, упорядочивающих и регулирующих социальные
практики.

Наряду с институтами ключевую роль
в развитии любой сложной социальной системы играют технологии. Нельзя обойти
вниманием то, что традиционно в общей социологии (макросоциологии)
технологические изменения рассматриваются как экзогенный фактор состояния
социальной системы, проявляющийся через перемены институциональных, ресурсных и
поведенческих перемен. Однако в современную эпоху будущее развитие любого
общественного организма зависит от состояния располагаемого технологического
потенциала. Поэтому, на наш взгляд, характеристики технологического потенциала
также правомерно рассматривать в качестве непосредственных переменных состояния
сложной социальной системы.  

Неотъемлемыми компонентами сложной
социальной системы, обеспечивающими ее воспроизводство, выступают и ресурсы
самого разного рода (материальные, невещественные, интеллектуальные и др.). Их
воспроизводство, в решающей мере в соответствии со сложившимися структурными
взаимосвязями (матрицами), является необходимым условием для осуществления
любых видов социальной деятельности.      

В целом правила (институты),
технологии и ресурсы, структурированные относительно друг друга, предопределяют
содержание социальных действий конкретных субъектов или акторов. К ним
относятся как индивидуальные акторы, так и корпоративные акторы — организации.

В то же время роль социальных
акторов, по крайней мере, части из них, не является пассивной. Своим активным
поведением индивидуальные и особенно корпоративные акторы воздействуют на
функционирование институтов, использование технологий и движение ресурсов,
вследствие чего внутри социальной системы происходят структурные сдвиги. Эти
воздействия, как показано в фундаментальном исследовании Энтони Гидденса ,
оказываются существенными в случае наличия серьезных противоречий между
структурными принципами действия социальной системы. Такого рода противоречия
отражают “незавершенность” разнообразных механизмов социальной деятельности в
рамках современных обществ и, соответственно, потребность в их совершенствовании.

Таким образом, в целом
функционирование сложной социальной системы всегда сопряжено с постоянным
взаимодействием институциональных, технологических, ресурсных и
социо-поведенческих факторов. При этом влияние последних обычно рассматривается
через призму организационных изменений.

Касаясь проблематики социальных
систем, необходимо акцентировать внимание на таком важном направлении
обществоведческой науки нашего вре-мени, как современный институционализм.
Системный и институциональный подходы могут органично дополнить друг друга в
ходе междисциплинарных обществоведческих исследований. И, более того,
использование достижений современного институционализма открывает новые
возможности для системного исследования сложных проблем современного социума.

В соответствии с современной
институциональной теорией взаимодействия субъектов (акторов) адекватно
отражаются через их участие в “играх” на самых разных общественных аренах, где
происходит движение ресурсов и 
установлены определенные правила. По существу институты выступают как
ограничения социальных действий в самом широком их понимании. Они имеют
конкретное материальное воплощение на тех или иных блоках и этажах всего
сложнейшего общественного устройства, притом, будучи связанных друг с другом
его структурными элементами. Действительно, институты как правила игры
непосредственно отражают договорные, контрактные в юридическом смысле,
отношения между социальными субъектами, включая отдельных индивидуумов, на
рынках ограниченных экономических благ, на политических рынках и на других
аренах общественных действий. Тем самым при проведении исследований социальных
систем институциональный подход обнаруживает свои преимущества, прежде всего с
точки зрения своей операционности. Институты и в целом институциональные системы
в принципе поддаются анализу, моделированию и прогнозированию в отличие от
сугубо абстрактных “общественных отношений”, реально не отображаемых на
конкретные социальные процессы. Достаточно напомнить о вечно познаваемой
категории стоимости — поистине “родимого пятна” марксистской теории.

По сути дела все значимые
институциональные изменения, будучи обусловленными своими специфическими факторами,
оказывают самостоятельное влияние на общественную жизнь. Данный теоретический
вывод в полной мере подтверждается на практике в условиях доминирования
контрактных, двусторонних и многосторонних регламентаций между суверенными
акторами в рыночной и некоммерческой сферах. Большинство действующих
институциональных регламентаций постоянно видоизменяется в сторону усложнения и
совершенствования. И эти перемены в значительной своей массе происходят в
соответствии с собственными, автономными тенденциями, хотя и существенно
коррелируемыми с глобальными тенденциями социального развития.

В основе современной
институциональной теории лежит реалистичная посылка о равноправии, суверенности
и одновременно взаимозависимости различных социальных институтов,
характеризуемых собственными, внутренними закономерностями формирования. В
полном соответствии с признанными обществоведческими представлениями, не
признается заведомо однозначная, казуальная зависимость вектора развития
социальной системы от основных экономических факторов. В то же время не
ставится под сомнение их важнейшая роль в развитии любого социума.

Также следуя исходной теоретической
парадигме современного институционализма, с течением времени может и, более
того, должна происходить замена любых институтов на новые, исходя из
целесообразности достижения консенсуса между заинтересованными сторонами
− участниками (корпоративными организациями, социальными группами,
индивидуумами) социальных взаимодействий. При этом акторы оказывают
существенное воздействие на сами институты, приводящее рано или поздно к их
модификации или даже замене на новые. По существу картина Мира предстает в виде
многомерной мозаики взаимно переплетающихся драм на различных общественных
аренах, где заглавные, важные и второстепенные роли играют конкретные
социальные субъекты. Точно как у Шекспира: “Весь мир − театр, все −
мы актеры…”.

Исследование междисциплинарных
обществоведческих проблем на базе интеграции системного и институционального
подходов, так сказать системного институционализма, предполагает оперирование
целым рядом понятий. Заглавную роль среди них играет понятие макросоциальной
системы, охватывающей самый широкий класс крупномасштабных объектов — внешних и
внутренних рынков, политических движений, культурных общностей и др. По
существу все масштабные социальные процессы проявляются именно через изменение
состояния макросоциальных систем.

В свою очередь, как убеждает весь
мировой исторический опыт, главными объектами макросоциальных изменений
выступают существующие страны − национальные сообщества, отличающиеся
своеобразием структуры национальной экономики, сложившейся стратификационной
структуры (системы), национальной культуры, политического и правового
устройств. При этом стоит заметить, что 
сам термин национальное сообщество выступает синтетической
характеристикой сложившихся наций в рамках единого социума, который может быть
мульти этническим и много конфессиональным.

Главный аргумент в пользу
сказанного достаточно очевиден. Среди всех макросоциальных систем системы
национальных сообществ отличаются наибольшей устойчивостью и целостностью. В их
рамках воспроизводятся отношения между субъектами (акторами) — как
индивидуальными, так и корпоративными, в ходе регулярных социальных практик.
Принципиальную значимость имеет феномен национальной общности — целостности
страны. Он связан с устойчивым воспроизводством институциональных ограничений,
в рамках которых происходит взаимодействие в определенных границах всех
экономических, политических, культурных, демографических, этнических и других
социальных процессов. Особенно зримо это проявляется в том, что общие вопросы
развития отдельных регионов и местных сообществ неизбежно выходят за их
локальные границы и приобретают общенациональное значение.

В то же время и проблемы более
крупных макросоциальных систем, в числе которых выступают группы стран и все
мировое сообщество, также, в конечном счете, сводятся к проблемам конкретных
стран − национальных сообществ. Во всяком случае, именно параметры их
состояния главным образом служат индикаторами состояния глобализируемого
мирового сообщества и его составных частей.

Сказанное, конечно, не ставит под
сомнение плодотворность специального изучения цивилизационных общностей,
особенно в контексте происходящей беспрецедентной глобализации в современном
мире. Тем не менее, можно утверждать, что взаимоотношения между всеми
цивилизациями в реальном пространственно-временном измерении в первую очередь
проявляются через согласование или, наоборот, столкновение интересов различных
суверенных государств, представляющих определенные национальные сообщества.

Принципиально важен следующий
момент. Институциональное видение жизни социального макроса  в принципе соответствует фундаментальной
парадигме исследования сложной, а точнее очень сложной системы. Действительно,
исходя из институциональной теории, 
объяснение феномену макроса, заключающегося в его неразложимости на отдельные
составляющие, вполне очевидно. Неотъемлемым атрибутом эмерджентности
макросоциальной системы как раз являются взаимодействия между основными
институтами, представляющими ее различные подсистемы. Тем самым с позиции
системного институционализма модель макросоциальной системы может быть
представлена никак не проще, чем через совокупность фундаментальных и притом
равно значимых институциональных переменных . Или, иначе говоря, сложность
поведения социального макроса не может быть отражена одной субстанциональной
характеристикой, в качестве каковой обычно рассматриваются  институты определенного рода (например,
институты собственности).

2. Смешанные общества как
превалирующий тип современного социального макроса.

В развитие всего сказанного логично
возникает сакраментальный вопрос: согласуются ли высказанные положения о
макросоциальных системах со сложившимися к настоящему моменту представлениями о
современных обществах, прежде всего, существующих стран?

Как известно, до настоящего времени
фактически превалирует нормативный подход к изучению современных обществ,
заключающийся в конструировании их универсальных моделей. Они играют роль
типичных образцов, к которым, как  полагается,
в достаточной мере оказываются близки общественные устройства существующих
стран. 

В силу сказанного остановимся хотя
бы кратко на наиболее известных моделях современного общества, во всяком
случае, с точки зрения устоявшихся идеологических представлений. Речь идет об
открытом обществе, гражданском обществе, обществе потребления,
постиндустриальном обществе, и, наконец, информационном обществе. 

Начнем с открытого общества. Следуя
хрестоматийному труду Карла Поппера , под ним понимается общество, в котором
помимо норм права не действуют никакие другие ограничения социальных контактов,
в том числе международных.

Реального исторического прототипа
такое общественное устройство никогда не имело. В любой стране, в том числе,
считающей самой «открытой»,  всегда
существовали сегменты социальной деятельности, где принципы свободы
отодвигались на второй план. Так, ко многим направлениям государственной
деятельности всегда существовали ограничения доступа со стороны обычных граждан
соответствующей страны и, тем более, иностранных граждан.

Заведомо идеальной выглядит
универсальная модель открытого общества и с позиции сегодняшних реалий. В
условиях межгосударственных, межнациональных и внутриполитических конфликтов
неизбежно суживаются границы открытых социальных контактов во всех сферах
деятельности, в их числе сугубо гуманитарной.       

Отдельный вопрос заключается в
соответствии реалиям модели так называемой открытой экономики, справедливо
считающейся сердцевиной неолиберальной доктрины. Масштабы действительно
открытого рыночного пространства, как было показано еще в эпохальном труде
Фридриха Листа «Национальная система политической экономии» , всегда
ограничены, притом в сильной зависимости от конкретно-исторических
обстоятельств. Более того, в современных условиях, по мнению многих
исследователей , наблюдаются тенденции к усилению экономического
национализма. 

Несомненно, в гораздо большей
степени сущность современного социального макроса отражает традиционное понятие
гражданского общества, первоначально возникшее еще в эпоху древнегреческих полисов
и наиболее полно рассмотренное великим философом Георгом Фридрихом Гегелем. В
период новейшей истории институты гражданского общества играют первостепенную
роль в жизни многих стран, особенно представляющих европейский континент.

Однако область действия институтов
гражданского общества продолжает оставаться заведомо ограниченной, не
затрагивая многих сторон деятельности государства. Так, в любом относительно
развитом национальном сообществе всегда существуют военные и прочие
негражданские, закрыто-корпоративные области деятельности (пример любой
спецслужбы здесь сразу приходит на ум). Кроме того, в современном мире в
гражданское общество не вписываются многие нелегитимные социальные образования.
Такие, как скинхеды, футбольные фанаты, незаконные вооруженные формирования и
др. И в целом правомерно утверждать, что институты гражданского общества в
полной мере не регулируют многообразные отношения между индивидами, социальными
группами и государством, не говоря уже о социальных отношениях другого порядка –
семейных, интимных и др.

Конечно, нельзя обойти вниманием
феномен общества потребления, о котором сказано и написано так много. Многие
исследователи не без оснований отмечают крайнее усиление идеологии
потребительства. По существу возникает вопрос о том, не станет ли универсальный
гламурный стандарт главной отличительной характеристикой современной
цивилизации.

Тем не менее, абсолютизация
потребительского общества также не правомерна. Социальная жизнь, конечно, не
обусловлена только потребительскими мотивами. В частности, результатом
инновационной деятельности  выступает
создание новых технологий, продуктов и услуг далеко вне рамок сферы личного
потребления. А сам творческий характер инновационной деятельности принципиально
отличается от стандартизированного потребительского поведения. 

Нельзя не учитывать и того, что в
современных условиях развитие потребительских рынков происходит фактически
автономно от ряда важных направлений экономического и политического развития.
Так, в нынешних геополитических условиях трудно переоценить значение феномена
беспрецедентного роста вооружений. Крылатое выражение «танки не стиральные
машины» приобрело крайне актуальный смысл.

Но, может быть, ипостась
современных социальных макросов исчерпывающе характеризует понятие постиндустриального
общества?

Безусловно, теория
постиндустриального развития представляет огромное достижение обществоведческой
мысли, в первую очередь принадлежащее современным социологам Дэниэлу Беллу и
Алену Турену. Без всякого преувеличения, именно на основе этой теории оказались
предугаданы магистральные направления технологического прогресса в  период новейшей истории. Вместе с тем
распространение понятия 
постиндустриального общества на весь современный социум выглядит явно не
обоснованным.

Спору нет. Применение
постиндустриальных технологий вызывает те или иные изменения почти во всех
видах профессиональных занятий. Но эти изменения существенным образом не
затрагивают многих традиционных областей человеческой деятельности. Особенно
это касается культурной и интимной сфер. Иными словами, автономность
человеческого «эго», индивидуального и группового,  от технологического прогресса (оставив за скобки вопрос о степени
его гуманитарной позитивности) сохраняется в современных цивилизованных
обществах.

В контексте сказанного
неправомерной представляется гипертрофированная переоценка значимости
становления отраслей “знаний” в ближайшей перспективе развития самых разных
стран мира в русле известной постэкономической концепции . Так, бесспорно,
трудно согласиться с утверждением об исчерпании якобы основных принципов
рыночного обмена и их замены на гипотетические постэкономические принципы.
Принципы стоимостной эквивалентности и максимизации стоимостных результатов над
затратами по-прежнему диктуют поведение подавляющего большинства экономических
агентов во времени и пространстве. И в рамках постиндустриальных рынков
продукты интеллектуального труда во многих случаях оказываются
нереализованными, а то и просто изначально игнорируются в силу доминирующего
“авторитета” других производителей − конкурентов. В свою очередь
достижение такого привилегированного положения на рынках интеллектуальной
продукции становится возможным на основе текущих финансовых успехов и, что не
менее существенно, финансово эффективных инвестиций в рамках сложившегося
“сверхкорпоративного” рынка капитала.

По существу модификацией теории
постиндустриального развития выступает теория информационного общества,
непосредственно связанная с именем Мануэля Кастельса . В этой теории главный
упор делается на феномене распространения информационных технологий, поистине
преобразивших современный мир.

Вместе с тем  значение этого феномена не правомерно
преувеличивать. Так, нередко провозглашается, что в современных условиях
информация выполняет качественно новую роль – приоритетного знания, лежащего в
основе человеческого поведения . Сформулированное утверждение, конечно,
передержка. Информация всегда была важнейшим средством для принятия решений, но
информационные технологии и опосредствующие их распространение институты  заведомо не определяют всего спектра
социальных изменений.  

Действительно, зададимся очевидным
вопросом: почему люди продолжают совершать серьезные, порой трагические ошибки?

Наверное, потому, что они
неправильно интерпретируют информацию или получают недостоверную и даже
заведомо искаженную информацию. А сами информационные потоки оказываются в
сильной мере зависимыми от институциональных и других факторов, действующих
далеко за границами  информационного
поля. 

В данной связи нельзя не упомянуть
о понятии общества «риска», получившему широкое признание благодаря выдающемуся
современному социологу Ульриху Беку. В современную эпоху категорию риска  распространяется не только на рыночную
деятельность, но и на многие другие стороны социальной жизни. Достаточно
упомянуть о кардинально повышении степени риска, обусловленного преступлениями
против личности и собственности, вождением личных автомобилей, техногенными и
климатическими катастрофами.

Вместе с тем фактор риска
по-прежнему остается незначительным в очень широких областях человеческой
деятельности, таких как, например, получение гуманитарного образования, работа
по обслуживанию домашних хозяйств, занятия оздоравливающей физической культурой
и др. Тем самым общее социетальное пространство риска также не представляет
собой исчерпывающую характеристику современного общества.   

С позиции системного
институционализма объяснение недостаточности и неполноты рассмотренных
распространенных представлений об обществе выглядит вполне понятным. Идентификация
современных обществ как макросоциальных систем с определенным институциональным
каркасом в принципе несовместима с методологическим холизмом. Закономерности
формирования социальных институтов определенного типа не могут определять
механизма функционирования всей макросоциальной системы. Этим институтам всегда
сопутствуют иные, альтернативные институты, также выражающие сущностные черты
соответствующего макросоциального организма. Современные  макросоциальные системы отличает свойство
многомерного плюрализма ее доминантных институциональных характеристик.

По нашему представлению, наиболее
адекватно сути институционального плюрализма подавляющего числа реальных
макросоциальных систем современных стран наиболее адекватно соответствует  такое идеологически нейтральное понятие, как
смешанное общество . Ему присуще именно «смешанное» институциональное
устройство, имея в виду одновременно значимое присутствие альтернативных
основополагающих институтов с точки зрения социального выбора.

Видимо, наиболее явственно
смешанный в обозначенном смысле характер социальной системы определенной
страны  проявляется в отношении ее
национальной экономики. Она характеризуется сосуществованием значимых укладов
предпринимательства разных типов, в их числе государственного. Без всякого
преувеличения, такого рода свойство присуще экономическим системам большинства
современных стран.

В свою очередь в границах
определенной макросоциальной системы хозяйственной многоукладности, как
правило, сопутствует смешанная стратификационная структура. Ее отличает
первостепенная роль как независимых предпринимателей и наемных работников, с
одной стороны, так и представителей государственной бюрократии и
государственного бизнеса и работников сферы социальных услуг, с другой. А в
целом, видимо, правомерно представление о национальных сообществах смешанного
типа как многослойных социумах, к которому трудно применима традиционная
градация на разделенные по одному признаку классы, особенно в марксистской
интерпретации.  

Среди исследователей до сих пор не
сложилось консенсуса по вопросу о политическом облике смешанного общества. Тем
не менее, как показывают конкретные исследования, за исключением обществ с
заведомо тоталитарным политическим режимом большинству макросоциальных систем
современных стран присущ институциональный плюрализм. Он выражается в
сочетании  сильных институтов
государства и других институтов общественной регуляции на политической арене с
институтами относительной политической демократии. При этом, впрочем, понятие
относительной демократии, очевидно, следует трактовать очень широко. Оно
распространяется как на традиционные западные политические режимы с устойчивой
двух-трех партийной структурой, так и политические режимы с весьма ограниченной
оппозиционной составляющей, типичных для большинства стран «Третьего мира» и
многих постсоциалистических стран.

Также современным смешанным
обществам, за редким исключением, присущ поликультурный ареал. Как подтверждают
разнообразные социологи-ческие исследования, традиционно-национальные,
космополитизированные западные и другие привнесенные из вне культурные образцы
и ценности сосуществуют друг с другом, хотя и далеко не мирным образом, в
рамках сложившихся социумов большинства существующих стран. Общеизвестно и то,
что очень весомую роль в их жизни играет и неформальный культурный порядок, во
многом опирающийся на идеологическую ментальность криминального мира, а также
неформальные молодежные субкультуры. Взаимная противоположность превалирующих
культурных изменений останется по всем признакам одной из характерных черт
современного социального развития в ближайшей перспективе.

В контексте обсуждаемой темы нельзя
обойти вниманием распространенное идеологическое клише о полном преобладании
обществ капиталистического типа в настоящий исторический период. Основной
аргумент в пользу такого заключения обычно сводится к тому, что  в современном мире в орбиту
капиталистических отношений по существу вовлечены все члены общества. Иначе
говоря, каждый индивидуум, денежные средства которого функционируют в рамках
рынка капитала, может стать и на самом деле становится капиталистом.

Исходя из объективной оценки
состояния современных социальных макросов, вполне понятной представляется
критика высказанной аргументации. Как известно, для большинства граждан
существующих западных стран накопление капитала, в том числе, через фондовый и другие
финансовые рынки, не является главной целью их деятельности. Тем более, процесс
капиталистического накопления не предопределяет в достаточной мере направления
социальной деятельности большинства социумов стран, по-прежнему условно
относимых к Третьему миру. И, конечно, капиталистические отношения не являются
превалирующими в странах, относящихся к социалистическим. Здесь обычные
граждане просто не участвуют в процессе капиталообразования за границами
потребительской сферы.

В пользу этого свидетельствуют и
результаты конкретных исследований. Согласно ним  в составе смешанных макросоциальных систем современных стран
правомерно выделить системы с капиталистической ориентацией, системы с
социалистической ориентацией и так сказать медианные системы, часть из которых
может быть названа конвергентными.

Макросоциальные системы
капиталистической ориентации отличает превалирующее значение частных начал
социальной деятельности над общественными началами. Институты общественной
регуляции по существу выступают дополняющими, “ведомыми” элементами,
компенсируя недостатки доминирующих частных капиталистических институтов.
Вместе с тем взаимодействие институтов обоего рода выступает неотъемлемым
условием функционирования реальной макросоциальной системы капиталистической
ориентации. При этом в современный период резко усиливается роль именно
«смешанных», интеграционных форм частных институтов и институтов общественной
регуляции. Достаточно упомянуть о самом широком распространении
частно-государственных партнерств в рыночной сфере, разнообразных формах
сотрудничества частных предпринимателей и государства в социальной сфере,
сочетании инициативы добровольных организаций и государства в обеспечении
охраны окружающей среды.

Принципиально иная
институциональная структура присуща макросоциальным системам социалистической
ориентации. Здесь институты общественной регуляции призваны занимать
доминирующее положение. Однако такого рода доминирование носит относительный
характер. В период новейшей истории национальные социалистические системы
претерпели серьезную трансформацию. На смену командному социализму советского
типа пришел иной социализм — так называемый социализм 21 века,
характеризуемый  «смешанностью»
основополагающих институтов. Так, в успешно развивающихся социалистических
странах — Китае и Вьетнаме – наряду с общественной собственностью
легитимизирована частная собственность и независимое предпринимательство, а
институты сугубо рыночной координации играют огромную роль в экономической
жизни. В свою очередь политическую систему этих стран характеризует
присутствие  институтов демократии, хотя
и в основном ограничиваемое рамками локального (местного) управления, наряду с
институтами политической монополии со стороны правящей коммунистической партии.
Существенная институциональная толерантность присуща и культурной жизни
современных социалистических стран.

С гораздо меньшей определенностью
можно говорить о доминантных институциональных чертах смешанных обществ
Третьего мира, имея в виду их крайне значимую дифференциацию относительно друг
друга. Тем не менее, существующий фактический материал позволяет составить
представления относительно сложившейся институциональной структуры в отдельных
группах этих стран. 

Так, немалое число макросоциальных
систем рассматриваемых стран правомерно считать относительно близкими к
системам капиталистической ориентации. Наиболее явственно, по-видимому, это
находит выражение в превалирующей роли в рамках соответствующих национальных
экономик именно капиталистических институтов, хотя и дополняемых широким
пластом социализированных отношений, особенно затрагивающих рынки труда. В то
же время в политической жизни рассматриваемых стран сосуществуют институты
выборной политической демократии и традиционалистские политические институты
авторитарного характера, а культурную жизнь отличает сочетание институтов
западной массовой культуры и институтов национальной культуры.  

Качественно иная институциональная
конфигурация присуща макросоциальным системам других стран Третьего мира, в
частности, Ирану и ряду арабских стран. В них главенствующее положение занимают
определенного рода институты общественной регуляции — институты официальной
религии. Вместе с тем в целом эти макросоциальные системы представляют собой то
же смешанные общества, в которых существуют частная собственность и независимое
предпринимательство, различные политические движения, разные культурные уклады.

Наконец, в ряде стран, ранее
принадлежащих к «Третьему миру», существуют самодостаточные общества
конвергентного типа, однозначно не относящиеся ни к капиталистическим, ни к
социалистическим. Определенно, о конвергентных обществах можно говорить в
первую очередь применительно к новоиндустриальным странам Восточной Азии –
Тайваню, Малайзии, Сингапуру и, хотя и в меньшей степени, Южной Корее . После
произошедшей длительной системной трансформации их отличает примерная
равноценность относительного положения институтов, представляющих частные и
общественные начала экономической, политической и других областей социальной
жизни.

На сегодняшний день исследователи
очень далеки от согласия в вопросе о том, произойдет ли в обозримом будущем
сближение институциональных устройств существующих смешанных обществ. Такое
расхождение взглядов вполне объяснимо в нынешний момент, характеризуемый крайне
высокой неопределенностью будущего мирового развития. 

Как известно, в настоящий момент
мировая система капитализма оказалась в состоянии, близком к кризисному. В свою
очередь такое развитие событий резонно связывают с тремя главными причинами.

Во-первых, с неприемлемым для всего
мирового капиталистического сообщества повышением цен на нефть и другие
стратегические ресурсы вкупе с утратой долларом роли основной мировой валюты.
Многие традиционные отрасли в большинстве западных стран фактически охвачены кризисом.
Особенно зримо это проявляется в безудержном росте цен на продукцию сельского
хозяйства: мировой продовольственный кризис все боле усиливается.

Во-вторых, с ухудшением ниже
критической отметки внешнеэкономического состояния США, от которого в свою очередь
зависит благополучие всего западного мира. Этот феномен непосредственно вызван
резким усилением позиций китайских и других азиатских производителей на
огромном числе традиционных рынков и вытеснением оттуда американских
производителей. 

В-третьих, с дестабилизационной в
глобальном отношении политикой американских финансовых властей, направленной на
удешевление кредита на внутреннем рынке для стимулирования деловой активности.
Именно она инициировала кризис неплатежей по ипотечным кредитам, в результате
чего всему мировому банковскому сектору был нанесен огромный удар.

В целом следует констатировать, что
существующая система глобального капитализма оказалась недостаточно
состоятельной. Пожалуй, наиболее зримо это проявляется в институциональном
несовершенстве глобального рынка капитала. По-прежнему его финансовая база в
огромной мере зависит от состояния сверх доходных рынков – нефти и ряда других
сырьевых ресурсов, вооружений, наркотических средств и др. По этой причине на
международном уровне спекулятивные мотивы операций с ценными бумагами остаются
превалирующими.

Ухудшение экономического положения
западных стран самым серьезным образом сказывается на состоянии всей мировой
экономики. Но особенно страдают бедные страны. Над большинством из них нависла
угроза голода вследствие усиливающегося мирового продовольственного кризиса.

Также стоит отдельно отметить, что
наступившая рецессия в капиталистических странах весьма негативно сказывается и
на положении дел в российской экономике. Не вызывает сомнения, что в
сложившихся институциональных условиях это негативное воздействие
непосредственно проявляется через глобальный финансовый рынок. Падение мировых
фондовых котировок  в текущем году очень
негативно сказывается на динамике фондовых индексов на российском рынке. Выгоды
от участия на мировом финансовом рынке до последнего времени имели (именно в
прошедшем времени!) только сырьевые гиганты. По всем прогнозам для остальных
российских компаний возможное в дальнейшем незначительное повышение стоимости
их акций не компенсирует даже инфляционного роста цен на внутреннем рынке.
Надежды на существенное повышение капитализации активов на международном
рынке  и таким путем привлечения
инвесторов для подавляющего большинства отечественных компаний просто улетучились.

На фоне «пробуксовки» глобального
капитализма все большее число сторонников завоевывает идея установления нового
мирового экономического порядка. Установление режима равноправного
экономического сотрудничества между различными странами открыло бы путь для
справедливой глобализации, прежде всего в плане приемлемого развития самых
разных регионов современного мира.

Потребный мировой экономический
порядок призван осуществляться, исходя из понимания глобализации как процесса,
связанного с постепенным развитием системы мультинационального, глобального и
регионального, регулирования при сохранении национальных систем
государственного управления. Неотъемлемым атрибутом этого порядка призван стать
мощный механизм регулирования мировой экономики, функционирующий на базе
устойчивого согласования долговременных национальных интересов большинства
стран в нашем многополярном мире. В первую очередь это должно выразиться в
обуздании сложившегося колоссального спекулятивного маховика на мировом рынке.
Речь идет о достижении и в дальнейшем поддержании стабильного уровня
относительных цен на энергоносители (к общемировой ценовой динамике) и
относительных обменных валютных курсов, а также стабильного состояния фондового
и большинства финансовых рынков.

Непосредственным следствием
установления на порядок более справедливого мирового экономического порядка
станут столь желаемые позитивные социальные перемены в большинстве стран и
регионов. Они предполагают кардинальное расширение региональных гуманитарных и
экологических программ.

Также усиливается потребность в
переходе к принципиально иному политическому порядку. Он призван быть основан
на равноправном диалоге основных мировых цивилизаций, в первую очередь
западной, евразийской, какую представляет Россия, мусульманской и восточноазиатской.
При этом, по широко признанному мнению, дальнейший позитивный путь
трансформации глобальных и региональных политических институтов заключается в
их последовательной, хотя и заведомо постепенной демократизации  по мере создания необходимых ресурсных и
организационных предпосылок.

В существенной трансформации
нуждается и сложившееся культурно-информационное пространство.  Оно призвано быть ориентировано на
согласование объективно различных интересов всех суверенных стран – членов
мирового сообщества, а не узкого круга стран лидеров во главе с США.

В долгосрочном плане обозначенные
глобализационные перемены откроют путь для взаимно обогащающегося импорта
институциональных образцов ради достижения эффективных, с точки зрения
соотношения достигаемых результатов и затрат, траекторий экономического,
политического и культурного развития. Тем самым станет реальным сближение
внутрисистемных институциональных устройств различных смешанных обществ. В
частности, весьма вероятным станет расширение круга смешанных обществ
конвергентного типа за счет присоединения к ним ряда стран Третьего мира,
постсоциалистических стран и, возможно, стран социалистической ориентации
(конечно, в современном понимании этого термина) . А модель развития смешанного
общества социалистической ориентации, кажется, готовы принять вслед за
Венесуэлой целый ряд стран Латинской Америки — Эквадор, Никарагуа, Боливия, а
теперь и, возможно, Парагвай.   

Вместе с тем, есть основания
предполагать, что и в обозримой перспективе феномен дивергенции внутрисистемных
институциональных устройств смешанных обществ, прежде всего с точки зрения
соотношения частных и общественных начал, сохранится. В пользу высказанного
предположения свидетельствует устойчивость институциональных матриц (кодов) существующих
цивилизационных общностей, объединяющих большие группы стран, в современный
исторический период. Глобальный институциональный плюрализм будет оставаться,
по всей видимости, знаковой чертой мирового социального развития.

Примечания:

1 
Гидденс Э. Устроение общества. Очерк теории структурации. М.:
Академический Проект, 2003.

2 
Здесь мы не касаемся проблемы автономности технологических инноваций как
самостоятельного фактора развития современных социальных макросов.

3  Popper K. Open society and its
enemies. N.Y., 1942.

4 
Лист Ф. Национальная система политической экономии. М.: Европа, 2005.
Репринтное издание 1891 года.

5  См., например: Economic nationalism in a globalizing world. Ithaca
and London, 2005.

6  Drucker P. Post-Capitalist
society. N.Y., 1995.

7 
Кастельс М.. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М.:
ГУ ВШЭ, 2000.

8 
Уэббер Ф. Теории информационного общества. М.: Аспект Пресс. 2004.

9 
Стоит заметить, что концепция смешанного общества нашла непосредственное
использование в целом ряде исследований, в том числе посвященным
постсоциалистическим странам: Смешанное общество: мировой опыт и Казахстан.
Отв. редактор — А.А. Кошанов. Алмааты, Гы-лым, 1998; “Смешанное общество”:
российский вариант. Отв. редактор — Л.В. Никифоров. М.: Наука, 1999.

10 
По признанию самих идеологов современного капитализма, только очень
немногие индивидуумы, не обладающие большим первоначальным капиталом,
добиваются серьезного успеха на финансовых рынках.

11 
См.: Леженина Т. Тайвань: ответ на вызовы 21 века. Общество и экономика,
2003, № 7-8; Суслина С. Эволюция социально-экономической модели Республики
Корея. Общество и экономика, 2004, № 2; Ли Куан Ю. Из третьего мира в первый.
М.: Университет МГИМО, 2005; Каюмова Л.Ф. Модели процветания. М.: Наука, 2007; East Asia miracle. Ed. by J.Stiglitz.
The World Bank, Wash, 2001.

12 
Подробно этот вопрос рассмотрен в статье автора:  А.Мартынов. О конвергентной системе национального
сообщества. Общество и экономика, 2004, № 5-6.