В конце эпохи Медведева

Мы свидетели новой «массовой политизации населения». Историки
эту эпоху будут описывать примерно так: в правление президента Медведева
начались дебаты о том, соответствует ли политическая система той социальной
модернизации, которую Россия прошла за двадцать постсоветских лет. Медведев –
фигура противоречивая – но именно его противоречивость оказалась генератором
«массовой политизации». В период правления Медведева заявили о себе новые
умеренные националисты, произошло оживление либерального лагеря. В то же время
в качестве реакции на так называемый «либерализм» Медведева началась и новая
политизация консервативных групп.

Иначе говоря, если второй срок Путина был направлен на деполитизацию политики («парламент – не место для
дискуссии», понижение роли всех публичных институтов, создание официозного ТВ,
выработка инструментов подавления самостоятельности региональных центров и
т.д.), то при Медведеве началась «политизация». Она прошла такие важные вехи,
как «калининградский протест», защита химкинского
леса и борьба с охта-центром, самоорганизация на
пожарах и др.

В России 2008-2011 возникает новая гражданская среда,
которая быстро пополняется молодыми активистами. Эта среда создает новые формы
самоорганизации в сетях, появляется новый арт-протест . В конце медведевского правления
возникает массовое движение наблюдателей, молодежь пытается пробиться в
муниципальные собрания.

Но главное, пожалуй, не только в конкретных новых
общественных узлах, возникших в среде образованных горожан, а еще и в том, что
«политика» стала обсуждаться на каждой кухне. В самоопределение по линии
«путинская стабильность» или «медведевский
либерализм» оказались втянуты практически все. «Кризис доверия власти» – как
элемент всеобщей политизации – заставил всех вновь думать о коррупции, о
«партии власти», о том, как оценить время правление Путина – как удачу или как
провал.

В результате можно с некоторой осторожностью говорить о
том, что в России – несмотря на нерешительность или сопротивление правящих
верхов – стало формироваться то, что в политической философии Юргена Хабермаса называется
«публичной сферой». Именно благодаря появлению новой публичной сферы так
отчетливо стали видны административные теневые механизмы постсоветской системы
управления. В результате миллионы людей впервые оказались в ситуации, когда
надо именно политически самоопределиться в отношении всей системы. К
декабрьским выборам в Государственную думу российское общество в результате
2008-2011 подошло с отчетливым запросом на новизну, свежесть, искренность,
честность. Недовольство «не местом для дискуссий» и ощущение полной кривизны
системы партийно-политического представительства стало всеобщим.

Чем это кончится? Конечно, массовая политизация сама по
себе не может дать ответа на вопрос, каким должно быть политическое развитие.
Никто не может уверенно предсказать последствия этой «массовой политизации».
Августовское (2011) решение Путина вернуться на пост президента вызвало ранее
непредставимый по масштабу протест. Образовалось протестное «большое
меньшинство». Оно активно проявило себя на декабрьских выборах в Думу.
Политически оно не оформлено. На массовые протестные митинги после декабрьских
выборов вышли представители лево-радикальных,
правых и либеральных организаций, рядовые горожане старших возрастных групп,
студенты.

Предпринимались попытки описать это «большое меньшинство»
и его ядро. Кто это?

«Рассерженные горожане», «креативный
класс», «новые сердитые»? Имеется ли у этого ядра стихийная программа,
связанная с «социальной несправедливостью»? Может ли это ядро политизироваться?
То есть выступить с программой государственных и общественных преобразований?
Или его протест связан исключительно с усталостью от Путина?

Все это активно обсуждалось накануне декабрьских выборов
и сразу после них. Историческим фактом событий декабря-января теперь уже
останется то, что Путин решил провести свою избирательную кампанию,
«политизируя конфликт».

Еще до того, как «большое меньшинство» смогло найти себе
политическую форму, Путин со своей стороны придал конфликту политический
характер. «Большое меньшинство» в его понимании оказалось антигосударственными,
враждебными группами, которым противостоит «народ».

Интересно, что уже в ходе этого конструируемого Путиным
противостояния, Кремль провел встречу с оппозиционерами и выдвинул пакет
предложений по некоторой либерализации системы выборов. Фактом является и то,
что хотя публичный протест в Москве и нескольких других крупных городах в
январе-феврале расширялся, правящей группе удалось сохранить контроль над СМИ и
университетами. Главной угрозой для Путина являлся бы стихийный переворот в медиа, а также захват университетских кампусов и резкая
политизация студенчества. Но этого не произошло.

Отдельная интересная проблема – стратегия московского
протестного штаба. Он сложился из «старых партийцев-антипутинцев»
(Рыжков, Немцов, Шнейдер и др.) и группы культурных деятелей (Парфенов,
Пархоменко, Сапрыкин и др.) и новых гражданских активистов (Навальный, Чирикова, Илья Пономарев и др.). Московский штаб отказался
от действий по координации всероссийского протеста: не стал создавать единую
структуру информационного обмена (информагентство протестного движения), не
организовал неформальный съезд лидеров региональных протестных групп и не
решился на трансформацию региональных протестных групп – в гражданские
комитеты. Хотя эти – весьма рискованные – возможности у Москвы были.

Почему этого не произошло? Мой ответ заключен в том, что
«старая политическая» часть штаба хочет, но не может это сделать, а «новая
политическая» часть штаба – может, но не хочет. Те, кто обладает достаточным
весом сегодня – Навальный, Парфенов, Сапрыкин, Пономарев, Быков и др. – решили
не идти на шаги, которые были бы восприняты Кремлем, как прямой переход к
«политизации» конфликта со стороны оппозиции. Московский штаб к середине марта
2012 года остался на позиции не политического, а «культурного» противостояния.

В результате пятилетнее правление Медведева заканчивается
возникновением нового общественного ландшафта. Имеется «большое меньшинство»,
как новый феномен российской политической и культурной жизни.

Оригинал этого материала опубликован в Русском журнале.