Взбесившаяся олигархия

Главная причина по которой
демократические движения (социальные, национальные, либеральные или какие еще)
в ХХ веке постоянно оказываются под огнем острой критики, это широкая
распространенность тезиса: «Вы все говорите о власти народа, а сами стремитесь
лишь к своей собственной. Чем вы лучше этих?».

«Великая ложь нашего времени» — точнее — ХХ века — это
т.н. политологический закон Михельса, или «Железный
закон олигархии».

Его предложил немецкий социолог социал-демократ Роберт Михельс, изучавший политическую эволюцию социалистических
партий и задавшийся вопросом, почему во главе любой народной партии рано или
поздно оказывается кучка продажных негодяев и
соглашателей, которые отчаянно цепляются за свою власть и охотно договариваются
с режимом о всевозможных компромиссах.

Михельс сделал вывод, что любая
политическая структура — будь то демократия или, напротив, автократия,
непременно в итоге вырождаются в олигархию — власть немногих вождей, спаянных
между собой круговой порукой и стремлением ни с кем властью не делиться и никого
в свой слой не впускать.

Власть автократа делится между советниками и, рано или
поздно, свита начинает играть короля. Народ же вынужден делегировать
непосредственное выражение своей воли немногим лидерам, которые быстро создают
аппарат, который обеспечивает их выдвижение почти до бесконечности и
контролирует движение масс. И в том и в другом случае реальные властные рычаги
оказываются под контролем небольшой кучки. Олигархия вечна, всесильна и самовоспроизводима.

«Железный закон олигархии» Михельса
сыграл весьма серьезную роль в социологической и политологической дискредитации
демократии в ХХ веке. Демократию начали рассматривать как фикцию, как мнимость,
как ширму, за которой благополучно устраивается та или иная олигархическая элита.
Стремление к демократии стало считаться чем-то неестественным, а
демократические ожидания — глупостью. Ибо, якобы, сущностно
никакой разницы между демократией и авторитаризмом нет.

Мало того, зародилась паранаучная
традиция в исторической публицистике любые демократические движения трактовать
как движения тех или иных олигархических элит. В частности — любые антидеспотические выступления — такие как революция в Нидерландах, Английская революция, ВФР — это все
«заговоры олигархических элит» против благодетельных самовластных и
самодержавных монархов, а народные интересы были нипричем,
или даже выход из под власти благодетельных деспотов шел народу во вред. В
консервативной публицистике тезис, что деспотизм народен, а демократическое
движение есть скрытая форма антинародной олигархии, занял свое почетное место.

Роль теории Михельса в
дискредитации демократии трудно переоценить. Интересно, что сам Михельс в конечном счете стал
фашистом, поддерживал Муссолини и фашизм в котором видел идею последовательной
реализации «власти лучших», которая оказалась в рамках его теории единственным
и безальтернативным способом осуществления реальной власти.

Однако, так ли все просто с этим «железным законом»?

С Михельсом невозможно спорить
в одном. Любая власть — это система управления. Любое управление порождает слой
управленцев, который стремится к самоорганизации, саморегуляции,
самодостаточности, игнорированию притока кадров и сигналов извне. Любой
управленческий слой трансформируется в кастово-олигархическую общность с
собственными ценностями, собственной политикой и желанием предельно закрыться и
абсорбировать внешние элементы в минимальной степени, предварительно их как
следует переварив.

Но вот тут какое дело. Будучи
сколь угодно замкнутой и кастовой сама по себе, олигархия не является
самостоятельным и самодостаточным типом власти,
поскольку не обладает суверенитетом.

Никакого олигархического суверенитета не существует.

Суверенитет бывает лишь двух видов — народный и
монархический, чаще всего связанный или отождествленный с
божественным. Никакого самостоятельного и независимого аристократического или
олигархического суверенитета не существует. Нет никакой группы «лучших» которая могла бы считаться самостоятельным
источником власти.

Меньшинство оно всегда при ком-то. Аристократия и
олигархия — это всегда служебный и вспомогательный организационный строй либо
при монархии (секулярной или священной) или при
народоправстве. Иногда олигархия может почти полностью узурпировать
управленческие функции, стать всевластным правительством — и от имени
самодержавного государя и от имени самодержавного народа (как, к примеру,
якобинцы). Иногда олигархия может конституционно закрепить свои привилегии —
будь то в Палате Лордов (хотя на деле Палата Лордов давно уже собирает пену
олигархии, а не настоящих властителей), или в 6 статье последней Советской
Конституции. Иногда олигархия может функционировать как передаточный механизм
при смене монархий — классический пример коллегия кардиналов, превращающаяся в
конклав. Иногда олигархия может быть важным структурным
элементом всей политической системы, как Римский Сенат (хотя именно этот орган
в силу своей древности и происхождения от первопоселенцев был настолько
суверенен, насколько вообще возможен олигархический суверенитет — суверенитет
римского сената — это предел олигархического суверенитета, и придел этот весьма
узок — вспомним формулу SPQR, которая не могла существовать в виде SR).

Но никогда, нигде, никто не может приписать олигархии
свойства власти, имеющей источник в самой себе. Либо это олигархия при
единовластии, либо при народовластии. Иначе — никак.

Конечно, становление реальной демократии в исторической
действительности весьма своеобразно. Почти везде
демократия возникает в результате процедуры замены суверена. То есть,
олигархический правящий слой, по тем или иным причинам
не находящий далее возможным опираться на земную или небесную монархию как на
суверена, пытается найти суверена взамен старому и непригодному и находит его
именно в демократии, во власти большинства народа. Именно поэтому, при
поверхностном взгляде, может показаться, что из монархии развивается олигархия,
а из олигархии демократия (классическая платоновско-аристотелевская
схема). На самом деле, олигархия оформляется как инструмент монархического
суверенитета, переживает (а порой и пожирает его), но, вместе со смертью этого
суверенитета оказывается беспомощной, беспочвенной, неспособной к самосуверенности. И тогда олигархия, зачастую сознательно и
«сверху» сама вынуждена отстроить новую систему суверенитета, теперь уже
народного. Причем если первые шаги этого суверенитета довольно формальны — олигархия просто начинает санкционировать себя не через волю
Бога или царя, а через волю народа, то дальнейший демократический процесс запускается
и развивается до тех пор, пока народ и формально и фактически не обозначает
свой суверенитет и полное право жизни и смерти над любой олигархией.

Что это означает? Это означает, что, не будучи самосуверенной, олигархия всегда зависима от мандата,
который выдается ей носителем суверенитета извне. А значит
носитель суверенитета всегда может отозвать свой мандат, его оспорить, изменить
и любую олигархию разрушить. Олигархия всегда нарост на политическом организме
— доброкачественный, или злокачественный, или переходящий из одного в другое,
но не сам организм.

Говоря по простому, в любой политической системе народ
или монарх всегда имеют право разогнать любую олигархическую прослойку, даже
если не имеют порой реальных сил это сделать. Право всегда на стороне обладателя
верховного суверенитета.

Соответственно можно выделить четыре типа олигархических
структур, существующих в истории, — они будут различаться по источнику
суверенитета. Два из этих типов будут чистыми и два промежуточными.

1. Моноолигархии — то есть
олигархии в обществах, где источником суверенитета считается монарх, светский
или теократический. Источником власти выступает дарованное от него полномочие
или созданная им иерархическая система (которая запросто может быть выше воли
конкретного монарха, как, к примеру, при феодализме).

2. Демолигархии — то есть
олигархии в обществах, где источником суверенитета считается народ, а
источником власти олигархической элиты выступают полномочия, данные ей народом,
чаще всего — при помощи выборов, но возможны и другие варианты.

3. Транзитные олигархии — то есть олигархии в процессе
замены суверена, когда данная монархом власть уже не обосновывает фактической
власти правящего слоя, а народные полномочия еще не обосновывают. Олигархия в
этот момент старается выступать с позиции «по факту лучших»
— самых сильных, самых влиятельных и т.д., пфтается
базироваться на суверенитете факта и праве силы. Но это положение неустойчиво и
олигархия вынуждена производить более-менее успешную замену субъекта.

4. Взбесившиеся олигархии.Олигархии оторвавшиеся от источника суверенитета и,
в отличие от переходных олигархий, не стремящиеся за него вновь зацепиться.
Поскольку, как уже было сказано выше, обоснование своей власти олигархией на
самой себе невозможно, то она пытается основывать себя на насилии и лжи,
выдавая за источники своего суверенитета то, что им в действительности не
является.

Сущностно никакая
демократическая структура не может переродиться в олигархическую.
Она может стать таковой по аппарату управления или кадровой политике, но сам
суверенитет к олигархии не переходит. Что подразумевает для любой
демократической структуры право на отмену олигархии в любой момент. Причем это
право абсолютно — демократия имеет право сменить, отменить, упразднить свой высший
правящий слой без всяких объяснений, оправданий и даже оснований.

Понятно, что фактически такое происходит нечасто да это и
не имеет смысла часто делать, поскольку технически любая управленческая
структура олигархизируется и разгонять олигархию только
за то, что она олигархия — смысла нет. Вопрос в другом — какая олигархия эта
конкретно олигархия и существуют ли у суверена механизмы воздействия на нее несмотря на олигархические тенденции к самозамкнутости?

Демократия должна стремиться не к тому, чтобы любой ценой
не олигархизироваться, а к тому, чтобы «демократическая
олигархия» четко осознавала свое происхождение и источник своего мандата и к
тому, чтобы существовали инструменты влияния на нее.

Какие это инструменты для «демократической» олигархии?
Это демократические процедуры.

1. Выборы. Правильная, установленная,
единообразная процедура, которая а. доступна для любого участника этой
демократической системы (гражданина, члена партии, избирателя), б. защищена от
прямой подделки голосов, в. защищена от санкций за «неправильно» поданный
голос. Если избирательная процедура удовлетворяет этим трем принципам,
то она демократична. И все остальное в ее рамках — МОЖНО. Можно произвольно
нарезать округа, можно нарушать правила агитации, можно подкупать избирателей,
если тебя не поймали — все это ерунда. Существенная, но ерунда. А вот если
нарушен хотя бы один — а. произвольно манипулируются
списки кандидатов или избирателей, б. подделываются результаты, в. за тот или иной выбор следуют
санкции, то эта система не демократична и олигархия, которая ее вводит, — это «взбесившаяся
олигархия», устраняемая теми или иными непроцедурными средствами.

2. Смещение должностных лиц. Если оно не осуществляется
естественным путем через выборы, то должны быть другие инструменты —
специальные процедуры импичмента, ограничения по срокам и разам занятия
должности, отстранение по судебному иску и все такое. Поскольку олигархии очень
не любят вмешательства народа в свою кадровую политику, то это дополнено таким
чудесным институтом демолигархий как отставка. То
есть определенное должностное лицо само отказывается от власти, не допуская тем
самым включения механизмов народного суверенитета и сохраняя за олигархией контроль за ситуацией. Но если все довольны, то это
нормально. Наконец, в древних Афинах, создавших образец демократической
системы, существовала такая вещь, как остракизм — фактически импичмент с
должности общественно-политической фигуры. Если мы не можем уволить Явлинского,
Зюганова, Жириновского, как бы они нам не надоели — ведь они — общественные
деятели, политики, то афиняне с этим справились бы легко — они просто изгнали
бы их остракизмом на 10 или 5 лет, расчистив площадку. Афиняне вообще
разработали исключительно тонкий инструментарий для систематического подавления
олигархических тенденций в рамках своего полиса и он у
них, пусть и не без перебоев, но работал.

3. Система гарантий нижестоящим
от произвола вышестоящих. Это наиболее фундаментальное из демократических прав
— важнее чем даже право выбора или право отзыва. В
этом праве конкретные клеточки демократической системы защищают себя и друг
друга от давления тех, кто в рамках демолигархии
выдвинется на олигархическую высоту. Это и совокупность устоявшихся в Европе
классических личных прав. Это и римское право провокации — апелляции к
народному собранию на смертный приговор, вынесенный консулом или претором. Это
афинский закон о запрете на продажу гражданина в рабство. Там, где демократии
возникают не «снизу», а они почти везде возникают не снизу, а в результате
описанного выше процесса замены суверена, то именно система гарантий низам со
стороны верхов является первым сигналом и первым результатом демократического
процесса. И, строго говоря, именно в них-то и заключается наибольшая ценность
демократии и «демолигархического» инструментария для
народа, перед монархией и моноолигархией.

Монархия может даровать низам только привилегии и
милости, которые все в руце государевой и которые
могут быть оспорены и отменены на практике «монархической олигархией» («жалует
царь да не жалует псарь»). В то время как демократическая система рассматривает
права как нечто имманентное гражданину и неотчуждаемое от него. Грубо говоря. В
любой системе с монархическим суверенитетом «Ваньку не пороть» может быть
только милостью, которая может быть попрана Боярином Борифеем
и дьячком Пескаревым, злоупотребившим царским именем.
Их преступление — это преступление против порядка управления. В демократической
системе «непоротость» относится к сущностным
свойствам Ваньки и попытка его выпороть, если и может закончиться успешно, по
сути все равно будет преступлением против основ конституционного строя, а не
только против порядка управления.

4. Десакрилегизация критики. Демолигархические системы существенно отличаются от моноолигархических отношением к критике. Разумеется, ни для
какого правящего слоя критика не приятна и не симпатична. Но. Для моноолигархических систем характерна тенденция к объявлению
критики sacrilegium — святотатством, кощунством,
ересью, оскорблением величества, нарушением священного
мироустройства, нуждающимся в немедленной ампутации огнем и мечем. Демолигархиям критика ничуть не менее неприятна, однако
святотатственного характера они ей не приписывают. Точнее все попытки скрестить
демократию и святотатство провалились, на них как проклятье лежит эпизод с
Сократом. Афинская демократия решила наказать своего критика как святотатца и
подавилась этой смертью навсегда. Этим, кстати сказать, Сократ чрезвычайно
укрепил основы именно демократических систем. Демолигархии
могут критику игнорировать, могут скрывать информацию, могут пытаться уличить
критиков во лжи, засудить за клевету. В качестве последнего средства могут спрятаться
за гостайну. Но… объявить сам факт критического
высказывания кощунством демолигархия не в силах.

Таким образом, демолигархия
имеет целый ряд специфических черт, которые вполне оправдывают ее складывание
даже с учетом всего, что сформулировано в «Железном законе» Михельса.
Да. Это точно такая же замкнутая, стремящаяся к самодостаточности и саморегуляции каста, как и любая другая правящая каста. Да,
демолигархия очень быстро закрывается от народа,
стремится вариться в собственном соку и манипулировать избирателями для
получения мандата. Да, порой она выглядит противно по сравнению с моноолигархиями, где есть развернутая сверху иерархия за которой можно подозревать и провидеть
божественное происхождение. Но у демолигархий есть и
свои плюсы. 1. Они свободны от самозванчества, в то
время как среди моноолигархий сплошь и рядом
встречаются те (причем чем ближе к нашему времени, тем
больше), которые козыряют мнимым небесным мандатом, на самом деле им не
обладая, 2. Их системное ограничение — обязательно встроенный механизм защиты
клеток «суверена», то есть гражданина, от насилия и притеснений со стороны его «слуг».
Парадокс, — демократический гражданин защищен от своих «слуг» в целом (!!!) надежней, чем монарх от своих, хотя это покупается
ценой диффузии суверенитета между почти бесконечным множеством его носителей.

Но страшнее и моноолигархии, и демолигархии — взбесившаяся олигархия, которая не имеет
никаких внятных суверенных оснований, политическая химера, которая притворяется то властью народа, то божественным
установлением, почем зря применяет насилие, причем манипулирует его принципами,
и постоянно врет, врет, врет… То, что мы имеем сейчас, это именно типичная
взбесившаяся олигархия.

Непонятны ее суверенные истоки. В бумажках вроде бы
написано, что демократия. Значит должны быть выборы, сменяемость и все такое.
Но… Как только возникает вопрос о тех же фальсификациях, то в качестве
защитительного аргумента выясняется следующий : «фальсифицировали
всегда, почему вы только теперь начали возмущаться?». Как только заходит речь о
том, чтобы что-то и кого-то сменить, то тут же мы получаем под нос некий
ксерокс небесного мандата. Что вот каким-то немыслимым образом этот правитель
не сформирован демократической процедурой, а послан Богом (или Аллахом, или
Великой Пустотой)… И вообще, альтернативы — нет.

Но, при этом, как только мы пытаемся разобраться в
сакральной природе этого мандата — все плывет. Тут же выясняется что это и не
христианская власть от Бога. И не династическое наследование (если не считать
таковым конечно наследование от Ельцина). Никакие сакрализующие
одежки, которые шились «смыслократами» нулевых в
итоге не налезли или быстро оборвались. Остался голый торс власти. В итоге если
есть какая-то вертикаль сверху вниз, то разве что на уровне «я родился в год
дракона и год дракона пусть нам принесет удачу». На уровне бытового оккультизма
как ведущей религии нашей эпохи.

Впрочем, демократическое представительство бывает не
только демолигархическим, но и вождистским,
героическим, фюрерским. Базирующемся на исключительной
народной любви, невероятных достижения, концентрации массовой харизмы в одной персоне. Но, в связи с истощением этой харизмы, тут тоже выглядит странно — фактически
коммуникация власти с массой сегодня выглядит так: «Я власть
потому что я власть, я никому вам ничего не обязан, успехи тоже демонстрировать
не обязан, но вы обращайтесь, обращайтесь, по мелочи что-нибудь рассмотрим». И
все это мелируется тоннами лжи — причем
если несколько лет назад ложь работала, была тем сном золотым, которого массы
хотели, чтобы им его навеяли. То теперь это натужная ложь
в которую не верит никто. Особенно трагично выглядят те, кто считает, что
система по тем или иным причинам должна устоять и сохраниться, но, при этом,
убедительной лжи «зачем это нужно» выдумать не могут. Получается
благонамеренно-жалкая ложь в которой жалкость лишь
подчеркивается благонамеренностью. В совокупности — грандиозная
фейкократия.

Фактически последний ресурс легитимности, который еще
хоть как-то работает, — это фобократия. Это манипулирование чувством страха: а. всюду козни врагов, б.
против нас глобальный заговор, в. без нас все развалится, г. те, кто хочет
придти вместо нас, — еще хуже, д. да вы посмотрите, посмотрите на их рожи —
точно хуже, е. ну а если что — мы на прощание вам такое устроим — мало не
покажется. Пока последний аргумент существует только латентно. Как
только он будет озвучен более-менее вслух можно будет заказывать не то что гроб — надгробный венок из живых цветов, не опасаясь,
что они завянут. Но если до этого фобократия была
эффективным ресурсом наряду с другими — с надеждами, верой, обещаниями,
пряниками, дозированным насилием. То теперь страх остался единственным и
безальтернативным инструментом. Мерой власти оказалась мера страха.

Парадоксально при этом то, что наша взбесившаяся
олигархия пришла к власти как раз под антиолигархическими лозунгами.
Позиционировала себя как альтернатива олигархии и узда на олигархов. Но очень
быстро выяснилось, что структурно это именно олигархический — не демократический,
не авторитарный, не монархический, даже, в общем-то, не тиранический, а именно
олигархический режим с замкнутым саморегулируемым
кругом почти несменяемых начальников, занятых
увеличением своих доходов и привилегий. Тем самым, «антиолигархическая» карта
тоже, по сути, бита.

Тем более, что
заговорщиков-олигархов посвежее Ходорковского обществу не предъявлено, а
особенность олигархии в том, что это слой, олигарх не может быть один, его
должно быть несколько. Если «олигархи развязали войну против Путина — назовите
их. Но нет, даже Прохоров, официально обозначившийся как конкурент Путина, в
рамках официального мифа «наш парень» и «хороший». Даже после шебуршаний на тему «Альфабанк
открыл Навальному безлимитное финансирование» никто
ни разу не решается вслух ткнуть пальцем в Фридмана
или хотя бы проверить эту сплетню на достоверность. Олигархический заговор
получается частью макабрической завесы, которая
маскирует (с каждым днем, впрочем, все хуже) реальную и неиллюзорную
современную олигархию — тех немногих среди кого и между кого распределяется
власть.

А к этой олигархии, собственно, у всей страны есть только
один простой вопрос: От кого и зачем вам власть?

Тот самый вопрос о суверенитете, который этой взбесившейся
олигархии как ножом к горлу.

И тут выясняются, что заученные ответы не работают: «От тебя народушко, к твоему же благу» —
вранье детектед; «От Бога, вас холопов, пасти жезлом
железным» — нах-реакция детектед;
«От лютых ворогов иноземных, чтобы защитить Землю Русскую Многонациональную Российскую
Федерацию…. от лютых ворогов иноземных» — вот как-то так звучит хотя бы
смешно, но только ненадолго, особенно, если, не дай Бог, правда придется защищать.

Подошла к кризису именно модель легитимации власти,
работавшая все нулевые годы, и состоявшая в том, что власть просто была, люди
на нее смотрели, а самые умные из них объясняли остальным зачем, во имя каких
возвышенных смыслов это нужно. Поскольку при этом за столь короткий срок
удалось публично наплевать на ВСЕ объясняющие и легитимизирующие
смыслы, а помимо этого удалось наплевать в души массе людей, ставших к тому же
сверхчувствительными к начальственной слюне, то дальше эта схема не работает.

Конечно, может работать совокупность частных схем
легитимации. В средневековье какое-нибудь зачастую все именно так и было.
Например «Власть нам дана народом Дагестана, дабы мы кормили народы Дагестана»…
Ой, нет, че-то стремно.
«- Уран в третьем доме. — Почему это должно быть интересно жителям других
домов?». Могут сказать «Чемодан. Вокзал. Махачкала».

Лучше так: «Власть нам дана рабочими Уралвагонзавода,
дабы мы закупали у них танк Т-90». Это уже хорошая мотивация. Это объективно
сильная мотивация. Не хуже американской: «Что хорошо для Дженерал
Моторс — то хорошо для Соединенных Штатов».

Из совокупности этих частных
делегирований суверенности «Власть дана нам рыбаками, чтобы мы дали им много
мотыля и запустили в реки возрожденных осетров», «Власть дана нам ивановскими
ткачихами, чтобы мы покупали у них ситец и завезли им добротных мужиков», чисто
теоретически можно было бы составить общую суверенность достаточную для
определенного самоопределения нашей потерявшейся олигархии. Я, честно
говоря, думал, что так и будет с Народным Фронтом — это была совершенно
бесполезная штука для политического выигрыша выборов, но очень удобная форма
для их фальсификации. Ведь если бы игра шла в полный рост, то поверить в то,
что все члены организаций, которым под Фронт дали массу разных обещаний, проголосовали за ЕР было технически возможно. 50-55% на
накручивании идеи Народного фронта и «дешевого популизма» вполне можно было
натянуть.

Это была бы конечно довольно кривая версия
социалистической политики ХХ века, когда холеный джентльмен одевает потертый
пиджак, долго трясет руку перемазанному углем шахтеру, кривясь от отвращения берет на руки его чумазых сопливых детей, делает
комплименты его толстой кривозубой жене, демонстрирует им фотографию своего
отца — тоже шахтера, вводит небольшое усовершенствование в жизнь шахты,
какой-нибудь копеечный закон, который, однако, доставляет людям бесконечное
облегчение. А потом переодевается во фрак и отправляется в сигарный клуб или на
скачки и идет к тем, кто давно уже его подлинные собратья по классу.

Но, одна из особенностей нашей олигархии в том, что она
не просто потерявшаяся. Она взбесившаяся. Она пытается, вопреки указанному нами
фундаментальному принципу политики, быть самосуверенной
олигархией, что просто физически невозможно. Но по этой причине она сама
непрерывно обрубает свои корни.

Взбесившейся олигархии недостаточно козырнуть тагильским рабочим. Ей надо сперва
им козырнуть, а затем тут же показательно вывалять его в грязи. Унизить. Причем
унизить публично. Джентльмен приезжает на открытие нового вентиляционного
механизма в шахте наряженным во фрак и на скаковой лошади.
Первым делом отправляется в самый дорогой местный бордель. Открыв новую
вентиляцию и призвав всех голосовать за партию Единый Новый Южный Уэльс, он
смачно плюет на платье жене шахтера, делает замечание, что дети чумазые, и
закрывает в шахтерском поселке школу. Причем все это делается не по простоте
душевной, а чтобы показать: «Вот кто вы и вот кто я». Со стремлением
подчеркнуть трансцендентность своей власти этому заигрыванию с народом.

Трансцендентность эта иллюзорна, но ее причины тоже
абсолютно понятны. В рамках нынешней олигархии это, прежде всего, чекистское
самосознание. То есть люди выросли с ощущением советской квази-элиты.
Люди, которые служили некоей высшей силе, «Великому Дракону», много чего могли,
кое-чего имели, ощущали себя избранными, подвергались определенному отбору. То
есть у них ощущение своей особенности. А дальше случилось поразительное
— Великий Дракон куда-то пропал. Источник их легитимности и особенности
внезапно исчез. По простому умер. Ну
или уморили злые вороги. Так или иначе, его нет, спроса от него нет, страха
перед ним нет. А людишки-то особенные остались. Да еще и при власти. Да еще и с
богатой страной и терпеливым народом в руках. Есть от чего взбеситься. То же кстати относится и к другим группам постсоветской
номенклатуры — у них всех общее ощущение источника, который создал некую их
особенность и исчез, а потому не требует ни отчета, ни дисциплины.

Однако сейчас, во-первых, постсоветский импульс уже почти
иссяк — и в положительном и в отрицательном смысле. Если 10 лет назад неосоветизм прошел бы на ура, то сейчас он похож на
некромантию. Во-вторых, промежуточная олигархическая система без суверена в
принципе не устойчива. Это переходная форма, которая должна во что-то отлиться
— либо в демократию, либо в монархию. Но, при этом, монолигархический
вариант был уже заспойлен, точнее — коррумпирован —
сформировалось понимание, что пока с тобой говорят о духовности и служении у
тебя лазят по карманам, а мысль о построенной сверху вниз иерархии из ЭТИХ
вызывает отвращение даже у самого стойкого охранителя.

Именно поэтому столько требований направлено на
формирование Демолигархии, то есть строя в котором
правящая элита осуществляет свою власть сообразуясь с
4 отмеченными выше ограничениями по процедуре — 1. выборы, 2. право на импичмент,
3. защищенность маленького человека, 4. признание критики не-святотатством.

При этом критика этого варианта видится по нескольким
линиям, которые пока представляются весьма слабыми.

1. По линии Михельса. То есть
указание на то, что это будет олигархия. Разумеется. Это будет олигархия. Как и
нынешний режим олигархия. как
и любой другой политический режим — олигархия. Вопрос в том — это демолигархия, моноолигархия или
взбесившаяся олигархия как сейчас. Фактически, апелляция к закону Михельса — это форма вышеупомянутой фобократии
— не трогайте ничего, все равно все тщетно, а то и будет хуже.

2. Моноолиграхия лучше демолигархии. В теории с этим многие будут согласны. Но вот
как только возникает конкретный политический контекст, то в качестве пророков,
рук Бога, глашатаев и честных слуг государевых вылезают либо прежние упыри,
либо не вполне помытые утырки, относительно которых
одна мысль о том, что они могут что-то творить силой Божией
ввергает в ужас. Причем чем громче они кричат, что в них сила Божия, тем
меньше кредит и тем больше понимание, что все эти разговоры
просто для оттягивания конца существующего положения вещей.

3. Ну, конечно, нельзя совсем сбрасывать со счетов
демократический иллюзионизм. То есть искреннюю веру в Народ правит сам. В добрых
и мудрых вождей, которые приведут нас к победе. И т.д. Их конечный итог как правило не отличается от генерирования демолиграхии сверху. Просто происходит это дольше, шумнее,
порой кровавей через вождизм, бонапартизм, якобинство и прочие радости.

Тот необходимый минимум, который нам обязательен
сегодня — это переход от состояния взбесившейся олигархии как сейчас хотя бы в
состояние транзитной олигархии, то есть олигархии, которая не обманывает
относительно суверенных источников своей власти, а хотя бы честно их ищет и
честно их конструирует.

Оригинал этого материала
опубликован на ленте АПН.